Решняк М.Г. Некоторые проблемы действия уголовного закона во времени в свете гуманизации уголовного законодательства/ Доклад на научно-практической конференции «Мониторинг правоприменения», г.Санкт-Петербург, 15 мая 2012 г. // http://www.iuaj.net/node/1006

 

Решняк Мария Генриховна, профессор Международного юридического института (Москва), к.ю.н., доцент, e-mail: sovouchka@yandex.ru  

 

Некоторые проблемы действия уголовного закона во времени
в свете гуманизации уголовного законодательства

(доклад на научно-практической конференции «Мониторинг правоприменения»,
г.Санкт-Петербург, 15 мая 2012г.)

  Квалификация преступлений определяется в теории уголовного права как «установление и юридическое закрепление точного соответствия между фактическими признаками совершенного деяния и признаками состава преступления, предусмотренного уголовным законом, а также другими законами и (или) иными нормативными правовыми актами, ссылки на которые содержатся в бланкетных диспозициях статей Особенной части УК РФ»[1].

Согласно ст. 8 УК РФ единственным основанием уголовной ответственности является совершение деяния, содержащего все признаки состава преступления, предусмотренного данным Кодексом. Поэтому для правильной квалификации необходимо установить все юридически значимые признаки совершенного деяния и правильно провести их сопоставление с признаками соответствующих составов преступлений. При этом в качестве одной общих предпосылок квалификации преступлений выступает правильное определение действия во времени применяемой уголовно-правовой нормы.

В настоящем докладе мною выделяются и рассматриваются основные проблемы действия уголовного закона во времени при квалификации преступлений.

Во-первых, при квалификации преступлений в течение всего расследования и рассмотрения уголовного дела необходимо учитывать и оценивать производимые изменения и дополнения УК РФ и взаимосвязанных с ним иных законов и подзаконных нормативных правовых актов.

Л.Д. Гаухман справедливо отмечает, что изменение уголовного закона в период от совершения действия (бездействия) до наступления последствия обусловливает квалификацию преступления по уголовному закону, наиболее благоприятному для лица, совершившего преступление, либо, если на момент совершения деяния или на момент наступления последствия содеянное не признавалось преступлением, - исключение уголовной ответственности[2].

Сходной позиции придерживается и А.М. Ерасов, считающий, что современное состояние социально-правовой действительности создает предпосылки для придания обратной силы любому более «мягкому» уголовному закону, в том числе и такому, который, вступив в силу после совершения деяния, затем был изменен (отменен) до принятия правоприменительного решения[3].

Учитывая дискуссионность вопроса о действии «промежуточного» уголовного закона, отсутствия соответствующих нормативных положений в законодательстве и разъяснений на уровне постановления Пленума Верховного  Суда Российской Федерации, представляется целесообразным и даже необходимым определить правила применения такого закона непосредственно в норме Общей части УК РФ. Кроме того, во избежание трудностей и ошибок в правоприменительной деятельности считаем важным и актуальным разработку постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации, обобщающего судебную практику по вопросам действия уголовного закона во времени и содержащего рекомендации по правильному и единообразному разрешению таких вопросов.

Например, А.М. Ерасов предлагает следующее правило применения «промежуточного» уголовного закона, предназначенное для закрепления в постановлении Пленума Верховного Суда Российской Федерации: «В случаях, когда уголовный закон, действовавший во время совершения преступления, изменялся перед принятием решения два и более раза, смыслу ст. 10 УК Российской Федерации отвечает применение того из них, который наиболее благоприятствует лицу, совершившему преступление»[4]. Соглашаясь в целом с данным предложением, позволим себе высказать пожелание о его дополнении указанием на изменения не только уголовного закона, но и иных, не уголовных законов и (или) подзаконных нормативных правовых актов, на которые делается либо подразумевается ссылки в применяемой бланкетной уголовно-правовой норме.

Приведенное общее правило квалификации преступлений с учетом «промежуточного» закона увеличивает период для выбора уголовного закона, являющегося наиболее благоприятным для лица, совершившего общественно опасное деяние, на промежуток времени с момента совершения действия (бездействия) до момента наступления последствия[5].

Также отметим, что при разработке постановлений Пленума Верховного Суда Российской Федерации, посвященных судебной практике по уголовным делам об определенных видах преступлений, а равно по иным вопросам практики судов, необходимо придерживаться общих правил (принципов) действия уголовного закона во времени. Объясним свою позицию.

По нашему мнению, в последние годы на уровне постановлений Пленума Верховного Суда Российской Федерации наблюдается тенденция «упрощения» толкования уголовного закона, фактически приводящая к улучшению, а подчас даже и к ухудшению положения лица, совершившего преступление. Причем данная тенденция, на наш взгляд, обусловлена желанием «угодить» правоприменителю, «оправдать» сложившуюся, но не обязательно правильную судебную практику.

Несколько примеров  в обоснование моего мнения.

Так, в постановлении Пленума Верховного Суда Российской Федерации, разъясняющем вопросы квалификации преступлений, связанных с незаконным оборотом наркотических средств и психотропных веществ, в частности, указывается, что «в тех случаях, когда передача наркотического средства, психотропного вещества или их аналогов осуществляется в ходе проверочной закупки, проводимой представителями правоохранительных органов в соответствии с Федеральным законом от 12 августа 1995 года № 144-ФЗ (в редакции Федерального закона от 2 декабря 2005 года № 150-ФЗ) «Об оперативно-розыскной деятельности», содеянное следует квалифицировать по части 3 статьи 30 и соответствующей части статьи 228.1 УК РФ, поскольку в этих случаях происходит изъятие наркотического средства или психотропного вещества из незаконного оборота»[6].

Считаю, что данное разъяснение не соответствует букве уголовного закона, поскольку сбыт наркотического средства либо психотропного вещества представляет собой преступление с формальной конструкцией состава, то есть момент его окончания связан с полным осуществлением общественно опасного деяния (сбыта). В ходе проверочной закупки виновное лицо полностью реализует свой умысел и завершает соответствующее действие. При этом интеллектуальный момент прямого умысла в данном случае включает в себя осознание общественной опасности незаконного сбыта запрещенного вещества, а волевой момент – желание совершить такое действие. Оконченное же преступление как раз и представляет собой, упрощенно говоря, полное совпадение между его субъективной и объективной сторонами. Кроме того, доказать сбыт наркотического средства или психотропного вещества без проведения проверочной закупки на практике не представляется возможным. То есть почти 100% лиц, совершивших наиболее опасное посягательство на здоровье населения, несправедливо несут необоснованно мягкое наказание. При этом данное разъяснение в обязательном порядке предопределяет смягчение уголовного наказания, поскольку за покушение на преступление суд не может выйти за рамки в три четвертых от  максимально возможного за данное преступление наиболее строгого вида наказания.

Отмечу, что постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации могут способствовать не только улучшению положения обвиняемого, но и ухудшать таковое. В таких случаях, несмотря на неизменность текста уголовного закона, его фактическое понимание меняется таким образом, что действия (бездействие) лица в дальнейшем начинают рассматривать как преступление, объективная сторона которого осуществлена не полностью, либо в котором проявилось то или иное отягчающее обстоятельство. Поскольку для использования постановлений Пленума Верховного Суда Российской Федерации  законодательно не установлены какие-либо положения, ограничивающие их обратную силу, то суды на практике учитывают соответствующие разъяснения и при юридической оценке деяний, совершенных до принятия таких постановлений.

Так, в постановлении Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 28 июня 2011г. № 11 «О судебной практике по уголовным делам о преступлениях экстремистской направленности»[7], в частности, отмечается, что преступление, предусмотренное ст. 280 УК РФ, считается оконченным с момента публичного провозглашения (распространения) хотя бы одного обращения независимо от того, удалось побудить других граждан к осуществлению экстремистской деятельности или нет. Однако в ст. 280 УК РФ речь идет о публичных призывах (выделено мною – М.Р.), то есть о совершении как минимум двух таких обращений к другим гражданам. Н.Ф. Кузнецова справедливо отметила, что «во всех статьях УК должно употребляться единственное число имен существительных. Иначе проблему квалификации …. трудно решить»[8]. Без соответствующих изменений законодательства такое описание признаков порождает сомнения, которые не могут быть однозначно разрешены на уровне правоприменения, что создает возможность, а может быть даже необходимость толкования всех неустранимых сомнений в пользу обвиняемого, то есть использовать буквальное значение данных признаков.

Вызывает интерес и позиция Пленума Верховного Суда Российской Федерации относительно убийства двух или более лиц (п. «а» ч. 2 ст. 105 УК РФ), изложенная следующим образом: «В соответствии с положениями ч. 1 ст. 17 УК РФ убийство двух или более лиц, совершенное одновременно или в разное время, не образует совокупности преступлений и подлежит квалификации по пункту «а» ч. 2 ст. 105 УК РФ, а при наличии к тому оснований также и по другим пунктам части 2 данной статьи, при условии, что ни за одно из этих убийств виновный ранее не был осужден»[9].

Рассмотрим приведенную позицию Пленума Верховного Суда Российской Федерации более подробно.

Во-первых, квалифицирующий признак, содержащийся в п. «а» ч. 2 ст. 105 УК РФ, указывает на убийство двух или более лиц, то есть на одно преступление, имеющее более опасное последствие по сравнению с основным составом, предполагающее причинение смерти не одному, а как минимум двум людям. То есть ссылка Пленума Верховного Суда Российской Федерации на ст. 17 УК РФ, регламентирующую совокупность преступлений изначально нельзя признать соответствующей тексту уголовного закона.

Сущность рассматриваемого квалифицированного вида убийства состоит в характеристике причинения смерти двум или более людям, выражающейся в определенных объективных и субъективных критериях (признаках). Взаимосвязь причинения смерти двум или более лицам, находящая свое проявление в единстве времени, места, и каких-либо других обстоятельств носит объективный характер, а субъективный критерий выражается в единстве умысла на причинение смерти или в трансформации, то есть перерастании умысла на причинение смерти одному лицу в умысел на причинение смерти еще одному человеку. При слиянии названных критериев, основополагающим будет субъективный критерий, а при их отсутствии речь будет идти о совокупности преступлений, то есть двух и более убийствах.

Во-вторых, данное разъяснение Пленума  Верховного Суда Российской Федерации не соответствует сложившейся в течение многих лет правоприменительной практике, а также научно обоснованным положениям теории уголовного права, признающим убийство двух или более лиц единым  сложным преступлением, предполагающим одномоментное причинение данного последствия либо являющимся разновидностью продолжаемого преступления.

Наконец, выделенное разъяснение Пленума  Верховного Суда Российской Федерации не учитывает положения уголовного закона о времени совершения преступления (ст. 9 УК РФ) и сроках давности (ст. 78 и ст. 83 УК РФ), так как не позволяет однозначно определить, с какого момента отсчитывать последние, что нарушает права и свободы привлекаемого к уголовной ответственности лица.

Полагаю, что приведенная рекомендация Пленума  Верховного Суда Российской Федерации не должна учитываться в практической деятельности, поскольку она связана с неправильным толкованием уголовного закона, обусловленным наметившейся в последнее время тенденцией высшей судебной инстанции к излишнему упрощению правоприменения, и в поспешности законодателя, исключившего понятие и признак неоднократности из УК РФ.

Полагаю, что такие и подобные разъяснения Пленума Верховного Суда Российской Федерации идут вразрез с принципом справедливости, создают предпосылки для нарушения прав и законных интересов потерпевших либо обвиняемых, а равно иных участников уголовного судопроизводства. Кроме того, данные разъяснения оформляются на уровне постановлений Пленума Верховного Суда Российской Федерации по истечении относительно продолжительного периода действия тех или иных уголовно-правовых норм, то есть при уже сложившейся судебной практике по применению последних, а это, с одной стороны, порождает у обвиняемых и потерпевших чувство несправедливо строгого или мягкого наказания, а также иллюзию возможности изменения вынесенного ранее приговора суда. Учитывая роль постановлений Пленума Верховного Суда Российской Федерации в создании предпосылок для упорядочивания правоприменительной практики[10], считаю недопустимым использование в таких разъяснениях положений, изначально носящих спорный, дискуссионный характер.

Так как преступность и наказуемость деяния определяются уголовным законом, действовавшим на момент его совершения (ст. 9 УК РФ), то вне зависимости от того, возникнет ли впоследствии вопрос об обратной силе закона, необходимо, прежде всего, квалифицировать деяние в строгом соответствии с уголовным законом, который применялся во время его совершения. В рамках одной статьи УК РФ нельзя говорить о более мягком или строгом уголовном законе и о переквалификации действий по этому основанию с одной части статьи на другую, например, с ч. 3 на ч. 2 ст. 162 УК РФ в старой редакции закона. Следовательно, о сопоставлении и приоритете в смысле обратной силы можно вести речь лишь применительно к двум уголовным законам — «старому» и «новому», а не к одному и тому же нормативному правовому акту.

Поскольку обратная сила уголовного закона представляет собой  исключение из общего правила, сформулированного в ст. 9 УК РФ, то в случаях, когда в новой редакции закона диспозиция и санкция сопоставляемой нормы совпадают с соответствующими положениям данного нормативного правового акта в прежней редакции, то согласно ст. 10 УК РФ применению подлежит именно «старый» уголовный закон, действовавший в момент совершения деяния.

Трудности на практике возникают и при сопоставлении уголовного закона в прежней (прежних) и новой (новых) его редакции (редакциях). Данные трудности, в первую очередь, связаны с выяснением, вопроса о том, осуществил ли новый закон криминализацию или декриминализацию того либо иного деяния.

Например, после законодательных изменений 2003г., затронувших статьи Особенной части УК РФ об ответственности за незаконный оборот наркотических средств и психотропных веществ, возникли трудности в понимании  того, какой уголовный закон применительно к ответственности за соответствующие преступления является более мягким — прежний (в редакции 1996 г.) или новый (редакция 2003 г.). По мнению Л.Л. Кругликова, суть проблемы состояла в том, что некоторые практические работники ориентировались только на санкцию, в то время как «мягкость» закона может определяться и содержанием диспозиции статьи[11]. С учетом данных позиций исследование соответствующих норм УК РФ в редакции Федерального закона от 8 декабря 2003г. № 162-ФЗ приводит к следующим выводам:

Указанным Законом диспозиция ч. 1 ст. 228 УК РФ была расширена за счет изменений: а) предмета преступления (дополнительно указаны аналоги наркотических средств и психотропных веществ); б) круга действий (указаны три новых разновидности  действий: изготовление, переработка и перевозка, ответственность за которые ранее наступала уже при небольшом размере незаконного оборота).

Следовательно, были осуществлены частичная криминализация и усиление ответственности в новом уголовном законе, что исключило возможность его применения при установлении в деле указанных обстоятельств в деянии, совершенном до вступления данного закона в силу. Санкция же, напротив, стала менее строгой, так как при сохранении прежнего порога лишения свободы были введены альтернативные виды наказания (штраф, исправительные работы), что создало предпосылки для возможного придания ч. 2 ст. 228 (в редакции Федерального закона № 162-ФЗ от 8 декабря 2003 г.) обратной силы.

Диспозиции, ранее предусматривавшиеся в ч. 2 и 3 ст. 228 УК РФ, были ликвидированы без декриминализации упоминавшихся в ч. 2 пересылки и сбыта, а из ч. 4 был исключен квалифицирующий признак в виде совершения преступления организованной группой. В рассматриваемой статье УК РФ было сохранено указание на особо крупный размер предмета преступления, что привело к сужению сферы применения этой части статьи УК РФ и к смягчению уголовной ответственности при наличии в деле первого из двух упомянутых признаков. Санкция же применительно к действиям, совершенным с запрещенными веществами в особо крупном размере, была  изменена в лучшую для виновных сторону в части основного (лишение свободы на срок от трех до десяти лет против существовавших от семи до пятнадцати лет по прежней редакции ч. 4 ст. 228 УК РФ) и дополнительного наказания (факультативно применяемый штраф вместо обязательной конфискации имущества). Следовательно, в данном случае правомерно было ставить вопрос об обратной силе уголовного закона с учетом его изменений в диспозиции и санкции соответствующей нормы[12].

Отмеченные обстоятельства позволяют сделать вывод, что в правоприменении не исключается сложный вариант учета обратной силы уголовного закона: в одной части будет использован новый уголовный закон, а в другой (например, относительно минимума санкции, определенных квалифицирующих признаков) - прежний, действовавший в момент совершения преступления.

В качестве следующей проблемы отмечу применение уголовно-правовых норм с отсылочными диспозициями в ситуациях, связанных с изменением либо дополнением той нормы, на которую делается ссылка (отсылка).

Так, квалификация заранее не обещанного укрывательства особо тяжких преступлений (ст. 316 УК РФ) на практике связана с необходимостью разрешения целого ряда проблем. Выделю, на мой взгляд, наиболее сложные из них.

Во-первых, это проблема разграничения такого укрывательства от соучастия в преступлении в виде интеллектуального или физического пособничества. При этом в теории уголовного права обоснованно отмечается, что укрывательство следует рассматривать не как разновидность соучастия, а как прикосновенность к преступлению, поскольку оно не содействует последнему в процессе его осуществления и не находится в причинной связи с наступившим преступным результатом[13].

Во-вторых, это неотрывная связь с преступлением, совершенным иным лицом (лицами), вина которых должна быть доказана в установленном уголовно-процессуальным законодательством порядке и подтверждена вступившим в законную силу обвинительным приговором суда. Например, прекращение соответствующего уголовного дела, а равно вынесение по нему оправдательного приговора в отношении всех подсудимых одновременно приводят к исключению ключевого для рассматриваемого состава признака - укрываемого преступления. Не образуют состава укрывательства особо тяжких преступлений и действия лица, скрывающего деяние, в совершении которого оно само принимало участие в роли исполнителя, организатора, пособника либо подстрекателя[14].

В-третьих, это изменение категории укрываемого преступления, что в настоящее время возможно в силу двух причин:

1) законодательное изменение санкции статьи Особенной части УК РФ, предусматривающей ответственность за укрываемое преступление, снижающее верхний предел срока лишения свободы;

2) снижение категории тяжести укрываемого преступления при вынесении обвинительного приговора суда, допускаемое при наличии условий, предусмотренных ч. 6 ст. 15 УК РФ.

Остановлюсь именно на третьей проблеме квалификации заранее не обещанного укрывательства особо тяжких преступлений, неотрывно связанной с положениями об обратной силе уголовного закона.

Полагаю, что законодательное изменение санкции статьи Особенной части УК РФ об ответственности за укрываемое преступление, снижающее категорию тяжести последнего, должно приводить к однозначному выводу о необходимости применения обратной силы уголовного закона к лицам, совершившим укрывательство до вступления такого закона в силу.

Например, санкция ч. 2 ст. 162 УК РФ изначально предусматривала наказание в виде лишения свободы на срок до двенадцати лет, после же законодательных изменений[15], снизивших максимальный срок последнего до десяти лет, разбойное нападение, совершенное группой лиц по предварительному сговору или с применением оружия либо предметов, его заменяющих, стало относиться к категории тяжких преступлений. В силу того, что новый уголовный закон исключил преступность действий относительно  укрывательства конкретного вида преступлений, он (закон) подлежит применению ко всем лицам, обвиняемым в совершении такого укрывательства, а равно осужденным, отбывающим наказание либо имеющим судимость за данное деяние.

Более сложный вопрос связан с юридической оценкой укрывательства такого преступления, категория которого была понижена судом при вынесении обвинительного приговора. Согласно ч. 6 ст. 15 УК РФ при осуждении лица, признанного виновным в совершении особо тяжкого преступления, суд вправе снизить категорию последнего на один шаг, то есть до категории тяжкого преступления, при следующих условиях:

а) наличие обстоятельств, смягчающих наказание;

б) отсутствие обстоятельств, отягчающих обстоятельств;

в) фактически назначенный срок лишения свободы не превышает семи лет;

г) степень общественной опасности преступления и его фактические обстоятельства свидетельствуют о возможности данного решения.

Отмечу, что суд должен учитывать именно совокупность приведенных условий, которые напрямую связаны с личностью подсудимого. Учитывая, что уголовная ответственность носит персонифицированный характер, данные условия (обстоятельства) не должны касаться лица, укрывавшего соответствующее преступление. Данный вывод согласуется с такими принципами уголовной ответственности, как вина и справедливость, а также с институтом соучастия в преступлении, с которым, пусть и косвенно, но связано рассматриваемое деяние.

Так, согласно  ч. 2 ст. 67 УК РФ смягчающие и отягчающие обстоятельства, относящиеся к личности одного из соучастников, не должны учитываться при назначении наказания другим соучастникам. Принцип вины (ст. 5 УК РФ) обязывает правоохранительные органы учитывать при рассмотрении и разрешении уголовного дела только те объективные признаки деяния, в отношении которых установлена вина соответствующего лица. Принцип справедливости (ст. 6 УК  РФ) закрепляет положения о необходимости учета не только характера и степени общественной опасности деяния, но и личности совершившего его лица.

Следовательно, при снижении категории преступления суд в первую очередь основывается на тех обстоятельствах, которые касаются только лица, совершившего инкриминируемое ему деяние, что никоим образом не изменяет смысл уголовного закона, определяющего данное деяние как особо тяжкое либо иное преступление. Поэтому лицо, укрывавшее преступление, являющееся особо тяжким согласно норме Особенной части УК РФ, не может рассчитывать на изменение юридической оценки его действий в силу понижения категории укрываемого преступления судом применительно к лицу, его совершившему.

Вместе с тем во избежание возможных проблем применения ст. 316 УК РФ, а равно иных уголовно-правовых норм, учитывающих категорию преступления, считаю целесообразным дополнение ч. 6 ст. 15 этого УК предложением в следующей редакции: «Снижение категории преступления учитывается только при назначении наказания, освобождении от него и погашении судимости лица, в отношении которого принято соответствующее судебное решение».

Полагаю, что сформулированное предложение будет способствовать установлению единообразной практики применения ч. 6 ст. 15 УК РФ и взаимосвязанных уголовно-правовых норм, исключит возможность необоснованного прекращения уголовного дела либо уголовного преследования в отношении лиц, фактически совершивших укрывательство особо тяжкого преступления.

К числу проблемных вопросов действия уголовно-правовых норм с отсылочными (ссылочными) диспозициями можно отнести и другие случаи квалификации так называемой прикосновенности к преступлению.

Как уже указывалось ранее, в п. «к» ч. 2 ст. 105 УК РФ предусматривается ответственность за убийство с целью скрыть другое преступление или облегчить его совершение, поэтому на практике может возникнуть ситуация, когда скрываемое или облегчаемое таким способом деяние перестает быть преступлением вследствие его декриминализации. По этому поводу в теории уголовного права высказаны различные точки зрения.

Так, С. Улицкий выражает свое согласие с судебным решением, согласно которому лицо, убившее другого человека для того, чтобы скрыть совершенное им же нарушение правил дорожного движения, повлекшее причинение по неосторожности средней тяжести вреда здоровью, было признано виновным в совершении именно рассматриваемого  квалифицированного вида убийства, несмотря на декриминализацию скрываемого деяния. Данный автор обосновывает свое мнение тем, что соответствующее изменение уголовного закона, декриминализовавшее неосторожное причинение средней тяжести вреда здоровью, в приведенной ситуации применимо только к юридической оценке нарушения правил дорожного движения, повлекшего указанное последствие, и не распространяется на квалификацию убийства с целью скрыть деяние, являвшегося на тот момент  преступлением. По мнению С. Улицкого, уголовный закон, иным образом улучшающий положение лица, совершившего преступления, распространяется только на вопросы наказания, но не затрагивает квалификацию содеянного[16].

Ю.И. Ляпунов, напротив, считал, что уголовный закон, смягчающий наказание, признается таковым, не только в зависимости от структуры санкций и тяжести предусмотренных в нем наказаний, но и с учетом уяснения содержания его диспозиций в сопоставлении с иным уголовным  законом[17], причем сравниваемые уголовно-правовые нормы могут иметь отсылочный и даже бланкетный характер. В продолжение данной мысли А.М. Ерасов справедливо отмечает, что «уголовным законом, смягчающим наказание, в контексте ст. 10 УК следует считать каждый новый закон, позволяющий применить к конкретному виновному лицу менее строгую санкцию, независимо от того, в результате чего это произошло, прямого ли изменения санкции статьи или же ввиду изменения квалификации содеянного по новому закону»[18].

Разделяя и поддерживая точку зрения Ю.И. Ляпунова и А.М. Ерасова, сформулирую следующий вывод: прикосновенность к деянию, которое  в дальнейшем было декриминализовано, не может далее рассматриваться в качестве самостоятельного преступления либо выступать квалифицирующим (отягчающим) обстоятельством другого преступления.

Более значимой проблемой представляется квалификация преступлений с учетом действия во времени бланкетных уголовно-правовых норм.

Л.Д. Гаухман выделяет три основных проблемы применения бланкетных уголовно-правовых норм: 1) проблема отыскания правоприменителем источников, в которых опубликованы законы и (или) иные нормативные правовые акты, ссылки на которые сделаны или подразумеваются в бланкетных нормах УК РФ,  включая внесенные в эти законы и акты изменения и дополнения, причем во всех редакциях, 2) проблема изучения, анализа и сопоставления правоприменителем указанных законов и актов для вычленения в них норм, в которых определяются признаки составов преступлений, отсутствующие в бланкетных нормах УК РФ, и соответственно установления наличия или отсутствия того или иного состава преступления и 3) практическая объективная и субъективная невозможность решения названных правоприменительных проблем[19].

В общем виде первая проблема вызвана тем, что правоприменители в лице практических работников правоохранительных органов, прокуратуры и судов в ходе применении бланкетных норм должны иметь  для их применения не только УК РФ, но и все источники, где законы и акты, на которые сделаны или подразумеваются ссылки в указанных нормах, опубликованы, причем со всеми изменениями и дополнениями, внесенными в эти законы и акты, и соответственно во всех редакциях. Однако правоприменители такими источниками не обеспечены, поскольку правоохранительные органы, прокуратура и суды не располагают средствами для приобретения, в частности, полных компьютерных банков данных со всеми законами и иными актами.

Вторая проблема правоприменения, заключающаяся в изучении, анализе и сопоставлении правоприменителем законов и (или) иных нормативных правовых актов для вычленения в них норм, в которых определяются признаки составов преступлений, отсутствующие в бланкетных нормах УК РФ, и установления наличия или отсутствия соответствующего состава преступления, состоит из нескольких компонентов. Первый из  них состоит в том, что в бланкетных нормах УК РФ подчас сделаны или подразумеваются ссылки не на отдельные законы и (или) иные нормативные правовые акты, а на целые правовые институты. Второй компонент заключается в том, что в указанные законы и акты, в том числе составляющие целые  правовые институты, вносятся многочисленные изменения и дополнения. Третий компонент выражается в том, что правоприменитель для обоснованного применения бланкетных норм УК РФ обязан изучить, проанализировать и сопоставить упомянутые законы и акты, в редакции, во-первых, первоначальной, во-вторых,  на момент совершения деяния, в-третьих, на момент производства по уголовному делу и, в-четвертых, в промежутке между моментами совершения деяния и производства по уголовному делу. В результате данной аналитической работы правоприменителю в соответствии с ч. 1 ст. 10 УК РФ необходимо выбрать для применения закон (законы) или акт (акты) в той редакции, в какой они в наибольшей степени улучшают положение обвиняемого, то есть наиболее благоприятны для последнего.

Третья проблема правоприменения, по мнению Л.Д. Гаухмана, состоит в объективной и субъективной невозможности практических работников правоохранительных органов,  прокуратуры и суда решить первые две названные правоприменительные проблемы. Объективная невозможность  решения этих проблем обусловлена, во-первых, необеспеченностью  практических работников  источниками, где опубликованы законы и акты, на которые сделаны или подразумеваются ссылки в бланкетных уголовно-правовых нормах, во-вторых,  недостаточностью у практических работников времени на изучение, анализ и сопоставления указанных законов и актов, вследствие загруженности текущей, повседневной работой и, в-третьих, невозможностью выделения в правоохранительных органах сотрудников, специализирующихся на расследовании какой-либо одной категории уголовных дел, что позволило бы им в полном объеме изучить необходимые нормативные источники и отслеживать их изменения и дополнения[20].

 Субъективная же невозможность решения первых двух правоприменительных проблем состоит, во-первых, в изначальной неспособности даже высококвалифицированных специалистов знать все законы  и (или) иные нормативные правовые акты, ссылки на которые сделаны или подразумеваются в бланкетных нормах УК РФ, тем более с учетом всех вносимых в них многочисленных изменений и дополнений, и, во-вторых, «в несоответствии юридической констатации образования, выраженной в наличии у практических работников соответствующих дипломов, фактическому уровню их образования»[21].

Вместе с тем при разрешении вопросов применения обратной силы уголовного закона следует учитывать следующее разъяснение, данное в одном из определений Конституционного Суда Российской Федерации: нормативные положения ст. 10 УК РФ «не исключают возможности придания обратной силы законам иной отраслевой принадлежности в той мере, в какой этими законами ограничивается сфера уголовно правового регулирования»[22].

При квалификации преступлений в сфере экономической деятельности, против здоровья населения, экологических и иных преступлений, уголовно-правовые нормы об ответственности за которые содержат бланкетные признаки, а также расследовании и рассмотрении соответствующих уголовных дел большое значение приобретает уголовно-процессуальная преюдиция. В соответствии со ст. 90 УПК РФ «обстоятельства, установленные вступившим в законную силу приговором либо иным вступившим в законную силу решением суда, принятым в рамках гражданского, арбитражного или административного судопроизводства, признаются судом, прокурором, следователем, дознавателем без дополнительной проверки. При этом такие приговор или решение не могут предрешать виновность лиц, не участвовавших ранее в рассматриваемом уголовном деле».

Отмечу тот факт, что отдельные ученые считают, что «бланкетность диспозиций экономических уголовно-правовых норм означает, что для правильной квалификации деяния необходимо обратиться не только к нормативным актам регулятивной отрасли (например, гражданского права), но и к решениям, принятым в порядке гражданского судопроизводства, в отношении фактических обстоятельств, ставших предметом исследования в уголовном процессе»[23].

Считаю, что приведенная позиция нуждается в некоторых  уточнениях. Во-первых, решения судов, содержащие какие-либо сведения, относящиеся к уголовному делу, выступают в качестве одного из источников доказательств, которые так же, как и другая доказательственная информация, не должны иметь заранее установленной силы и подлежат учету наряду с совокупностью других доказательств по делу. Во-вторых, в актах судов не могут содержаться нормы права, а значит, они не должны иметь силы последних, то есть отраженные в них факты учитываются только в рамках первого компонента квалификации преступления - в виде фактических признаков совершенного деяния, установленных в порядке, предусмотренном законом. В процессе квалификации такие обстоятельства наряду с иными сведениями сопоставляются с признаками состава преступления, содержащимися в уголовном законе.

С. Щерба и И.Чащина отмечают, что «доказательственное значение преюдиции основано на доверии к акту правосудия. Предполагается, что вступившее в законную силу судебное решение является истинным, а поэтому нет необходимости вновь исследовать обстоятельства, о которых уже состоялось судебное решение, вынесенное при разбирательстве дела с соблюдением всех процессуальных условий.

Поэтому …в случае, когда при рассмотрении уголовных дел, связанных с ранее разрешенными, появляются данные, свидетельствующие о незаконности ранее вынесенных решений, они не могут быть положены в основу выводов в новом судебном решении»[24].

Полагаю, что основная проблема применения преюдиции по уголовным делам о преступлениях, уголовно-правовые нормы об ответственности за которые содержат бланкетные признаки, состоит в том, что толкование одних и тех же терминов, изначально содержащихся в нормах гражданского и (или) иного, не уголовного законодательства, при производстве по уголовному делу, а также при обобщении соответствующей судебной практики, нередко расходится с их первоначальным значением. Если же, например,  в уголовном судопроизводстве обязательными признаются решения по гражданским делам, установившие какие-либо факты и содержащие решение по ним, то одновременно возникает проблема  в виде выбора между уголовно-правовым и гражданско-правовым определением какого-либо юридически значимого признака[25]. Считаю, что данная проблема указывает на необходимость унификации законодательства взаимосвязанных отраслей права и соответствующей судебной практики.

На практике может произойти ситуации, при которой в преюдиционном  решении суда будут присутствовать ссылки на правовые нормы, содержание которых в дальнейшем было изменено либо данные нормы на момент рассмотрения уголовного дела вовсе утратили свою силу. Представляется, что в таких случаях должны применяться рассмотренные ранее общие принципы действия уголовного закона во времени, в том числе о его обратной силе. Вместе с тем, если преступление по расследуемому или рассматриваемому уголовному делу было совершено после принятия преюдиционного решения, то следует учитывать ту редакцию бланкетных норм и взаимосвязанных с ними норм иных законов или подзаконных нормативных правовых актов, которая являлась действующей на момент совершения соответствующего деяния.

Полагаю, что выделенную проблему целесообразно разрешить на уровне уголовно-процессуального законодательства за счет дополнения ст. 90 УПК РФ предложением в следующей редакции: «Если такие приговор или решение были основаны на нормах законов и (или) иных подзаконных нормативных правовых актов, которые на момент расследования или рассмотрения уголовного дела утратили силу или  изменили свою редакцию, они не могут учитываться при разрешении вопросов по данному уголовному делу за исключением случаев, предусмотренных статьей 10 Уголовного кодекса Российской Федерации». Ссылка на ст. 10 УК РФ в данном предложении ориентирована на интерактивный принцип действия уголовного закона во времени, когда предыдущий закон, существовавший на момент совершения деяния, продолжает действовать после его изменения или отмены, если он является более мягким по сравнению с новым законом.