Султанов А.Р. Депутатский запрос в Конституционном Суде РФ против исполнения постановлений ЕСПЧ

В данной статье рассматривается запрос группы депутатов Государственной Думы РФ, превратившийся в «дело о применимости постановлений ЕСПЧ на территории РФ».

Ключевые слова: ЕСПЧ, Конституционный Суд РФ, Европейская Конвенция, ратификация, исполнение Постановлений ЕСПЧ.

 

 

Поскольку дело по запросу группы депутатов Государственной Думы Федерального собрания РФ может иметь огромнейшие последствия для всех жителей России, мы, имея собственную точку зрения, основанную на наших длительных исследованиях[1], не могли остаться в стороне. К  сожалению, назначение даты рассмотрения дела произошло почти мгновенно, и возможно, Уважаемый читатель, наша статья будет прочитана Вами уже после вынесения Постановления Конституционного Суда РФ. Возможно, точка Конституционного Суда РФ будет на запрос группы депутатов будет другой, а возможно она могла бы быть другой, если бы была услышана наша точка зрения. Нам лишь стоит уповать на то, чтобы впредь назначая судебные заседания по столь важным вопросам, Конституционный Суд РФ предоставлял бы научной общественности обменяться мнениями дискуссиями в научных журналах, а не игнорировал их мнение.

 

А напоследок я скажу…

Последнее веское слово осталось за ним, и оно еще долго звучало сзади, указывая ему дорогу.

Из кинофильма 12 стульев.

 

Скоро кончаются полномочия депутатов Государственной Думы РФ и как бы напоследок в качестве подведения итогов своей работы часть депутатов решила подвергнуть анализу на предмет конституционности ранее сделанную ими работу, а также их коллегами более ранних созывов.

11 июня 2015 группа депутатов Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации в количестве 93 депутатов направила запрос о проверке конституционности положений статьи 1 Федерального закона «О ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней», частей первой и четвертой статьи 11, пункта 4 части четвертой статьи 392 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации, частей 1 и 4 статьи 13, пункта 4 части 3 статьи 311 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации, частей 1 и 4 статьи 15, пункта 4 части 1 статьи 350 Кодекса административного судопроизводства Российской Федерации, пункта 2 части четвертой статьи 413 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, пунктов 1 и 2 статьи 32 Федерального закона «О международных договорах Российской Федерации».

Прежде чем анализ данного запроса позволим себе вспомнить некоторые данные предшествующие вступлению России в Совет Европы и подписанию Европейской Конвенции.

 

Ты помнишь, как все начиналось…

 

Прежде всего, полаем уместным напомнить, что сама Европейская Конвенция о защите прав человека и основных свобод была принята лишь в качестве первых шагов на пути обеспечения коллективного осуществления некоторых из прав, изложенных во Всеобщей декларации прав человека. Сама же идея коллективного обеспечения прав и свобод человека была поднята на новую высоту в середине XX века, после того, как попытались понять причины варварства второй мировой войны и принять меры, чтобы этого никогда не повторилось. Тотальное презрение к правам человека в фашисткой Германии, обернулось многомилионными жертвами во всем мире. Тот росток неуважения прав и свобод человека в одной взятой стране пророс в ненависть и массовое убийство людей, причем под прикрытием «закона», а затем это обернулось страшной войной. 

Всеобщая декларация прав человека, был провозглашена, принимая во внимание, что пренебрежение и презрение к правам человека привели к варварским актам, которые возмущают совесть человечества, и что создание такого мира, в котором люди будут иметь свободу слова и убеждений и будут свободны от страха и нужды, провозглашено как высокое стремление людей.

То есть, идея заключалась в том, что коллективная ответственность за соблюдение прав и свобод человека, сможет обеспечить защиту прав и свобод человека, даже когда человек не получит защиту в своем государстве и предупредить тем самым отход от стандартов уважения прав и свобод человека.

Эта идея не чуждая России, она долго прорастала в России, ее отголоски можно найти в трудах российских правоведов в XIX веке и начале  XX века. В 1991 году Президент РСФСР представил в Верховный Совет РСФСР проект Декларации прав и свобод человека и гражданина с целью утвердить права и свободы человека, его честь и достоинство как высшую ценность общества и государства и необходимость приведения законодательства РСФСР в соответствие с общепризнанными международным сообществом стандартами прав и свобод человека. Постановлением Верховного Совета РСФСР от 22 ноября 1991 г. N 1920-I инициатива Президента РСФСР была подержана Декларация прав и свобод человека и гражданина была принята в качестве основного ориентира для деятельности всех государственных органов, согласно которой,  «Права и свободы человека принадлежат ему от рождения. Общепризнанные международные нормы, относящиеся к правам человека, имеют преимущество перед законами РСФСР и непосредственно порождают права и обязанности граждан РСФСР».

7 мая 1992 г. Россия официально представила заявку о вступлении в Совет Европы (еще до принятия новой Конституции РФ). В дальнейшем Россия, планируя свое участие в Совете Европы и Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее «Конвенции») представляла проект Конституции РФ на международную экспертизу. Проекту Конституции РФ в 1993 году были посвящены три пленарных заседания Европейской комиссии за демократию через право» (Венецианской комиссии Совета Европы)[2] и не удивительно, что многие положения Конституции РФ совпадают с положениями международных договоров, к которым Россия намеревалась присоединиться.

Причем из стенограммам заседаний Государственной Думы РФ на которых обсуждались вопросы о присоединении к Совету Европы и Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод, со всей очевидностью, следует, что в качестве основной цели присоединения к этим международным соглашениям было предоставление гражданам нашей страны большей защиты от нарушения прав человека, что это необходимо простым людям, чтобы «когда его резко обидят и грубо нарушат его права человека, чтобы в добавление к тому, что мы с вами его поддержим (если у нас хватит сил и времени поддерживать), его поддержали еще европейские структуры, которые - как бы хорошо или плохо вы к ним ни относились - имеют очень давнюю практику, очень давнюю, проверенную технологию правозащитной работы, правозащитной деятельности»[3].

На заседании Государственной Думы РФ  в 1996 году при обсуждении вопросов о присоединении к Совету Европы председатель Комитета Государственной Думы по международным делам обозначил цели вступление в Совет Европы следующим образом: «если мы вступим в Совет Европы, то это будет единственное, пожалуй, такое дело, когда совершенно очевидно, что это выгодно не нашим властям, особенно исполнительным властям, а выгодно нашим гражданам, конкретным гражданам, которые нас с вами сюда избрали, что очень важно. Почему? Потому, что Совет Европы это организация, которая в основном занимается правозащитной деятельностью. Существует Европейский Суд, и если мы подпишем соответствующие документы, то Европейский Суд будет выносить решения и по делам конкретных, отдельных наших граждан, конечно, после того, как они все национальные судебные инстанции пройдут. Я думаю, что это очень неплохо для сдерживания бюрократизма и произвола наших властей, которые зачастую очень сильны»[4].

При обсуждении проекта федерального закона о присоединении Российской Федерации к Уставу Совета Европы официальный представитель Президента Российской Федерации, первый заместитель министра иностранных дел Российской Федерации, председатель Межведомственной комиссии по подготовке к вступлению Российской Федерации в Совет Европы И.С. Иванов в качестве аргумента также указал, что «целая глава российской Конституции о правах и свободах человека и гражданина составлена на основе именно Конвенции Совета Европы о защите прав человека и основных свобод»[5].

Следующим шагом было подписание Конвенции, ее ратификация и сдача ратификационных грамот в Совет Европы. Федеральный закон от 30.03.98 "О ратификации Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод" включил в правовую систему России положения Конвенции[6].

Россия, присоединившись к Совету Европы и Конвенции, присоединилась к коллективному обязательству вместе с другими Высокими Договаривающимися Сторонами обеспечивать каждому, находящемуся под их юрисдикцией, права и свободы, определенными в Конвенции ( ст.1 Конвенции).

Уникальность Конвенции в том, что она создает позитивные обязанности государств-участников, тем самым принципиально отличаясь от международных договоров классического типа[7]. Ее «выгодоприобретателями» являются все лица, находящиеся под юрисдикцией государства-участника. Конвенция порождает обязанности государства-участника по отношению гражданам этой страны, к любому индивиду, находящемуся на его территории. Включая обязанность эффективные средства по защите от нарушений прав и свобод, защищаемых Конвенцией. Причем исполнение этой обязанности не зависит от взаимоотношений с другими государствами, не является подчиненным, как в общем международном праве, принципу взаимности.

Было ли учтено это группой депутатов нам неизвестно, однако эти данные, безусловно, должны быть учтены Конституционным Судом РФ, при рассмотрении данного запроса. Хотя у нас имеются определенные сомнения в том, большая часть данного запроса вообще подлежала рассмотрению.

 

А был ли мальчик?[8]

 

Рассмотрим, прежде всего, вопрос возможности рассмотрения о конституционности статьи 1 Федерального закона «О ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней» от 30.03.1998 №54-ФЗ.

Итак, группа Депутатов Государственной думы РФ оспаривает соответствие Конституции РФ ст. 1 Федерального закона от 30 марта 1998 г. N 54-ФЗ "О ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней", как если бы ранее уже не было попыток депутатов Государственной Думы РФ оспаривать ратификационные законы.

Буквально в позапрошлом 2013 году Конституционный Суд РФ разъяснил в своем Определении от 02.07.2013 N 1055-О "Об отказе в принятии к рассмотрению запроса группы депутатов Государственной Думы о проверке конституционности Федерального закона "О ратификации Протокола о присоединении Российской Федерации к Марракешскому соглашению об учреждении Всемирной торговой организации от 15 апреля 1994 года", что «проверка Конституционным Судом Российской Федерации конституционности федерального закона о ратификации международного договора, … по общему правилу, может быть осуществлена лишь до момента вступления данного международного договора в силу … иное не только противоречило бы общепризнанному принципу международного права pacta sunt servanda и ставило под сомнение соблюдение Российской Федерацией добровольно принятых на себя международных обязательств, в том числе вытекающих из Венской конвенции о праве международных договоров, но и противоречило бы статье 125 (пункт "г" части 2) Конституции Российской Федерации и конкретизирующим ее положениям подпункта "г" пункта 1 части первой статьи 3 Федерального конституционного закона "О Конституционном Суде Российской Федерации", в соответствии с которыми Конституционный Суд Российской Федерации уполномочен разрешать дела о соответствии Конституции Российской Федерации лишь не вступивших в силу международных договоров Российской Федерации».

                Полагаем, что в данном случае данная правовая позиция также подлежит применению. Тем более, что на самом деле группа депутатов, оспаривая конституционность ФЗ, оспаривают само содержание международного договора.

Это следует из того, что текст запроса сформулирован следующим образом:  «статья 1 Федерального закона «О ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней» от 30.03.1998 №54-ФЗ в которой подтверждается признание Российской Федерацией ipso facto и без специального соглашения юрисдикции Европейского Суда, должна быть признана не соответствующей Конституции Российской Федерации в той части, в которой указанная норма позволяет признавать и исполнять на территории Российской Федерации судебные акты ЕСПЧ, вступающие в противоречие с нормами Конституции Российской Федерации и решениями Конституционного Суда Российской Федерации».

Так вот, фраза о признании ipso facto и без специального соглашения юрисдикцию Европейского Суда по правам человека обязательной по вопросам толкования и применения Конвенции и Протоколов к ней, ничто иное, как воспроизведение ст. 46 Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод в редакции, существовавшей до 11 протокола к Конвенции. В ст. 46 Конвенции до вступления в силу 11 Протокола говорилось, что «Любая Высокая Договаривающаяся Сторона может в любое время заявить, что она признает ipso facto и без специального соглашения обязательную юрисдикцию Суда в отношении вопросов, относящихся к толкованию и применению настоящей Конвенции».

Соответственно, в данном случае, безусловно, имеется скрытая попытка оспорить часть международного договора, причем в уже недействующей редакции. Не можем не напомнить, что в настоящее время, Конвенция действует в редакции 14 протокола, который был ратифицирован Федеральным законом от 4 февраля 2010 г. N 5-ФЗ "О ратификации Протокола N 14 к Конвенции о защите прав человека и основных свобод, вносящего изменения в контрольный механизм Конвенции, от 13 мая 2004 года". В новой редакции ст. 46 Конвенции содержится следующее правило: «Высокие Договаривающиеся Стороны обязуются исполнять окончательные постановления Суда по любому делу, в котором они выступают сторонами».

Более того, запрос группы депутатов основан на ошибочном предположении, что обязательность Постановлений Европейского Суда по правам человека следует только из  статьи 1 Федерального закона «О ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней» от 30.03.1998 №54- ФЗ. Однако, такой подход основан, на игнорировании Федерального конституционного закона от 31 декабря 1996 г. N 1-ФКЗ "О судебной системе Российской Федерации". В ч. 3 ст. 6, которого закреплено, что «Обязательность на территории Российской Федерации постановлений…, международных судов … определяется международными договорами Российской Федерации». Эта норма не могла быть оспорена группой депутатов, но фактически эта норма ставится под сомнение, что, на наш взгляд, является основание для отказа в рассмотрении запроса депутатов.

В качестве обоснования для запроса депутаты приводят Постановления ЕСПЧ по делу ОАО «НК «Юкос» против России» от 20.09.2011 и от 31.07.2014., а также Постановление ЕСПЧ по делу «Анчугов и Гладков против РФ» от 04.07.2013., полагая, что данные постановления ЕСПЧ противоречат Постановлениям Конституционного Суда РФ и даже самой Конституции РФ.  

Соответственно группа депутатов утверждает, что российские суды и иные государственные органы должны, безусловно, исполнять решения ЕСПЧ даже вопреки Конституции РФ, и, что для этого отсутствует какой-либо механизм разрешения правовой ситуации.

Жаль, что группа депутатов забыла что Федеральным конституционным законом от 4 июня 2014 г. N 9-ФКЗ "О внесении изменений в Федеральный конституционный закон "О Конституционном Суде Российской Федерации" были внесены изменения в ст. 101, расширив основания для обращения судов с запросами в Конституционный Суд РФ: «Суд при пересмотре в случаях, установленных процессуальным законодательством, дела в связи с принятием межгосударственным органом по защите прав и свобод человека решения, в котором констатируется нарушение в Российской Федерации прав и свобод человека при применении закона либо отдельных его положений, придя к выводу, что вопрос о возможности применения соответствующего закона может быть решен только после подтверждения его соответствия Конституции Российской Федерации, обращается с запросом в Конституционный Суд Российской Федерации о проверке конституционности этого закона».

Кроме того, утверждая об отсутствии механизма решения коллизии авторы запроса забыли о механизме, предложенном в Постановлении Конституционного Суда РФ от 6 декабря 2013 г. N 27-П "По делу о проверке конституционности положений статьи 11 и пунктов 3 и 4 части четвертой статьи 392 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации в связи с запросом президиума Ленинградского окружного военного суда", в которым не только Конституционный Суд РФ не только счел возможным обращение в Конституционный Суд РФ на стадии исполнения Постановления ЕСПЧ, но  предложил, что в ситуации, когда в ходе конституционного судопроизводства рассматриваемые законоположения будут признаны не противоречащими Конституции Российской Федерации, Конституционный Суд Российской Федерации - имея в виду, что для суда общей юрисдикции в любом случае исключается отказ от пересмотра вступившего в законную силу судебного постановления как процессуальной стадии, обусловленной, в частности, вынесением постановления Европейского Суда по правам человека, - в рамках своей компетенции определяет возможные конституционные способы реализации постановления Европейского Суда по правам человека.

Но даже при наличии такого механизма, группа депутатов настаивала на признании неконституционными частей первой и четвертой статьи 11, пункта 4 части четвертой статьи 392 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации, частей 1 и 4 статьи 13, пункта 4 части 3 статьи 311 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации, частей 1 и 4 статьи 15, пункта 4 части 1 статьи 350 Кодекса административного судопроизводства Российской Федерации, пункта 2 части четвертой статьи 413 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации. Что может быть расценено, не только, как постановка вопроса уже разрешенного Конституционным Судом РФ, но и как попытка пересмотра уже вынесенного Постановления Конституционного Суда РФ.

Причем часть, оспоренных норм лишь регулируют вопросы о применении норм материального права, при том, что приоритет норм международного права закреплен непосредственно в материально-правовых законах ( например ст. 7 ГК РФ).

Более того, оспоренные процессуальные нормы воспроизводят положения ч. 4 ст. 15 Конституции РФ о том, что «Если международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем предусмотренные законом, то применяются правила международного договора». Соответственно, попытка их оспаривания возможно есть скрытая попытка критики положений  Конституции РФ, попытка ревизирования основ конституционного строя РФ в непредусмотренной Конституцией РФ процедуре[9].

Кроме того, необходимо отметить, что попытка связать указанные нормы (о приоритетном применении норм международного права) с нормами о пересмотре по новым и вновь открывшимся обстоятельствам ошибочна, поскольку нормы материального права не применяются при разрешении вопроса о пересмотре по новым и вновь открывшимся обстоятельствам.

Как общеизвестно[10], производство по вновь открывшимся и новым обстоятельствам состоит из двух стадий, где в первой стадии суд, рассматривает заявление о пересмотре по новым и вновь открывшимся обстоятельствам, проверяя наличие обстоятельств, с которыми законодатель предусмотрел возможность пересмотра.

Когда суд рассматривает заявление пересмотра по вновь открывшимся обстоятельствам, он лишь устанавливает ранее неизвестные суду и заявителю обстоятельства и определяет степень их влияния на правильность вынесенного решения. В п. 6 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 11 декабря 2012 г. N 31 "О применении норм Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации при рассмотрении судами заявлений, представлений о пересмотре по вновь открывшимся или новым обстоятельствам вступивших в законную силу судебных постановлений" разъяснено, что «в соответствии со статьей 396 ГПК РФ суд рассматривает указанные заявление, представление в судебном заседании, исследует доказательства, представленные в подтверждение наличия вновь открывшихся или новых обстоятельств по делу, заслушивает объяснения участвующих в деле лиц, совершает иные необходимые процессуальные действия, которые должны быть отражены в протоколе судебного заседания».

То есть, данная часть рассмотрения, чисто техническая, в которой рассматривается сугубо процессуальный вопрос о наличии вновь отрывшихся или новых обстоятельств, о доказанности наличия этих обстоятельств,  с которыми законодатель связывает возможность пересмотра и то, что они могли оказать существенное влияние на результат рассмотрения дела.

В этой стадии суд вправе лишь отменить судебное решение либо отказать, но не рассматривает дело по существу и не исследует новые доказательства, не разрешает вопрос о применимом материальном праве.

Следующая стадия – это новое рассмотрение дела, которое в случае отмены судебного постановления рассматривается судом по правилам судопроизводства в суде первой инстанции, где и разрешается вопрос о применимом материальном праве, в том числе, и возможности обращения в Конституционный Суд РФ при наличии сомнений в конституционности норм.

 Что ж это все азбучные истины, которые давно известны любому студенту, которые могли и должны были быть учтены при обращении в Конституционный Суд РФ.

 Однако, это еще не самая главная ошибка авторов запроса. Авторы запроса настаивают на признании некоституционными норм процессуальных кодексов ссылаясь в качестве примера проблем с исполнением Постановлений ЕСПЧ по делу ОАО «НК «Юкос» против России» от 20.09.2011 и от 31.07.2014., и по делу «Анчугов и Гладков против РФ» от 04.07.2013., при том, что проблемы исполнения данных постановлений ЕСПЧ никоим образом не связаны с применением процессуальных норм. Специально ознакомившись с карточкой по делу, которое легло в основу обращения в ЕСПЧ, мы не увидели, чтобы кто-то обращался с заявлением о пересмотре по новым или вновь отрывшимся обстоятельствам в Арбитражный суд г. Москвы. Более того, полагаем, что это дело и не могло быть пересмотрено – сложившаяся судебная практика такова, что если сторона спора ликвидирована, то производство по жалобе или заявлению о пересмотре прекращаются со ссылкой на ч.1 ст. 150 АПК РФ[11]. Насколько правильна такая практика, впрочем, не так важна для данного дела, поскольку собственно говоря, и обращения то никакого о пересмотре не было.

Кроме того, как правильно отметил представитель МИД РФ, выступавший в Конституционном Суде РФ  Постановление ЕСПЧ от 2011 года по существу жалобы ЮКОСа Россией не было обжаловано.

На наш взгляд, вопрос размера компенсации, присужденной ЕСПЧ по делу ЮКОСа, не только не является основанием для оспаривания процессуальных норм, но также и не может быть предметом разбирательства в Конституционном Суде РФ, поскольку тесно связан с оценкой фактических обстоятельств, а не вопросов права.

Что касается второго дела, то внимательное ознакомление с текстом Постановления ЕСПЧ  по делу «Анчугов и Гладков против РФ» от 04.07.2013., привело нас к выводу, что к моменту вынесения Постановления ЕСПЧ оба заявителя уже были на свободе (если только, снова туда не попали в последующем) и поэтому их попытка на пересмотр была бы обречена – ведь в настоящее время-то их права не нарушены и они могут участвовать в выборах. Хотя в судах общей юрисдикции поиск информации более сложен, мы попробовали найти информацию об их попытках пересмотра судебных актов, но не нашли таковых. То есть, оснований для постановки конституционности процессуальных норм о пересмотре опять же нет оснований.

Что же касается толкования конституционных норм о запрете голосования, то такое толкование могло быть вынесено лишь при наличии соответствующего повода, запроса или жалобы, однако, такого запроса в Конституционном Суде РФ нет.

Действительно, «в деле Анчугов и Гладков Европейский Суд, следуя устоявшейся судебной практике (Хёрст против Соединенного Королевства № 2), признал, что закрепленный российским законодательством неизбирательный запрет участвовать в парламентских выборах в качестве избирателей для всех осужденных, приговоренных к лишению свободы, нарушает статью 3 Протокола № 1 к Конвенции. Но нельзя признать, что такой неизбирательный запрет предусмотрен Конституцией Российской Федерации. Часть 3 статьи 32 Конституции Российской Федерации предусматривает, что не имеют права избирать и быть избранными граждане, содержащиеся в местах лишения свободы по приговору суда. Однако указание на приговор суда в российской конституционной норме означает, что запрет участвовать в выборах в качестве избирателя может быть индивидуальным наказанием, налагаемым судом, вынесшим приговор. Поскольку Европейский Суд не требует предоставления права голоса всем заключенным (Скоппола против Италии № 3), законодатель вправе предусмотреть категоризацию и (или) индивидуализацию наказания в виде лишения права голоса (вынесение такого наказания за совершение определенных видов преступлений с учетом конкретных обстоятельств каждого дела)[12].

Запрет голосования всем заключенным – это автоматическое признание асоциальности личности на весь период заключения, основанное на идее, что в заключении личность не социализируется. К сожалению, не редко можно встретить картину, когда попавший по глупости в места заключения выходит оттуда «обученным» преступником, который не видит себя в обществе, где деньги зарабатываются добросовестным трудом. Однако, существуют программы, которые направлены на социализацию преступников, которые имеют целью вернуть в общество равноправного члена. Если такие программы будут реализовываться в России, то возврат возможности принимать участие в голосовании мог бы быть для некоторых граждан возможностью почувствовать себя членом общества и мотивировал бы его на дальнейшее исправление.

Кроме того, сам Конституционный Суд РФ не единожды указывал, что установление уголовной ответственности и наказания без учета личности виновного и иных обстоятельств, имеющих объективное и разумное обоснование и способствующих адекватной юридической оценке общественной опасности как самого преступного деяния, так и совершившего его лица, и применение мер ответственности без учета характеризующих личность виновного обстоятельств противоречили бы конституционному запрету дискриминации и выраженным в Конституции Российской Федерации принципам справедливости и гуманизма[13]. Соответственно, вышеизложенный подход Мемориала быть может и разумен? Однако, это все рассуждения, которые могли иметь отношения к делу, будь запрос направлен на оспаривание норм избирательного законодательства.

Таким образом, группой депутатов не было приведено достаточных фактов и доводов о неопределенности оспариваемых норм процессуальных кодексов.

 Что же касается пункта 4 части четвертой статьи 392 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации, то его появление в ГПК РФ  – это следствие исполнения Постановления Конституционного Суда РФ от 26 февраля 2010 г. N 4-П "По делу о проверке конституционности части второй статьи 392 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации в связи с жалобами граждан А.А. Дорошка, А.Е. Кота и Е.Ю. Федотовой". В данном Постановлении Конституционный Суд РФ указал: «… федеральный законодатель обязан - в целях единообразного и надлежащего правового регулирования, руководствуясь Конституцией Российской Федерации и правовыми позициями, выраженными Конституционным Судом Российской Федерации, в том числе в настоящем Постановлении, - внести изменения в Гражданский процессуальный кодекс Российской Федерации, с тем чтобы гарантировать возможность пересмотра вступивших в законную силу судебных постановлений в случаях установления Европейским Судом по правам человека нарушения положений Конвенции о защите прав человека и основных свобод при рассмотрении судом общей юрисдикции конкретного дела, в связи с принятием решения по которому заявитель обращался в Европейский Суд по правам человека»[14].

Впрочем, еще даже до ратификации Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод Конституционного Суда РФ в своем Постановлении от 2 февраля 1996 г. N 4-П "По делу о проверке конституционности пункта 5 части второй статьи 371, части третьей статьи 374 и пункта 4 части второй статьи 384 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР в связи с жалобами граждан К.М.Кульнева, В.С.Лалуева, Ю.В.Лукашова и И.П.Серебренникова" разъяснял, что из статьи 46 (часть 3) Конституции Российской Федерации, признающей за каждым право обращаться в соответствии с международными договорами России в межгосударственные органы по защите прав и свобод человека, следует, что решения межгосударственных органов могут приводить к пересмотру конкретных дел высшими судами Российской Федерации, и, следовательно, открывает дорогу для полномочий последних по повторному рассмотрению дела в целях изменения ранее состоявшихся по нему решений, в том числе принятых высшей внутригосударственной судебной инстанцией.

 Таким образом, можно подытожить, и сделать вывод, что обращение в Конституционный Суд РФ о неконституционности положений статьи 1 Федерального закона «О ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней», частей первой и четвертой статьи 11, пункта 4 части четвертой статьи 392 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации, частей 1 и 4 статьи 13, пункта 4 части 3 статьи 311 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации, частей 1 и 4 статьи 15, пункта 4 части 1 статьи 350 Кодекса административного судопроизводства Российской Федерации, пункта 2 части четвертой статьи 413 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, не соответствует критериям допустимости, а также в связи с тем, что неопределенность оспариваемых норм отсутствует. Это, на наш взгляд, является основанием для прекращения производства по запросу группы депутатов, хотя быть может прав Полномочный представитель Президента РФ М.В. Кротов, который, не поддерживая запрос депутатов, утверждал о необходимости  признать оспариваемые нормы соответствующими Конституции РФ.

Что же касается положений конституционности пунктов 1 и 2 статьи 32 Федерального закона «О международных договорах Российской Федерации» об обязанности Президента Российской Федерации и Правительства Российской Федерации и других государственных органов принимать меры, направленные на обеспечение выполнения международных договоров Российской Федерации, то в данные в нормы лишь наделяют компетенцией, а обязательность международных договоров все же закреплена в ст. 5 данного закона, согласно,  которой

«1. Международные договоры Российской Федерации наряду с общепризнанными принципами и нормами международного права являются в соответствии с Конституцией Российской Федерации составной частью ее правовой системы.

2. Если международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем предусмотренные законом, то применяются правила международного договора.

3. Положения официально опубликованных международных договоров Российской Федерации, не требующие издания внутригосударственных актов для применения, действуют в Российской Федерации непосредственно…».

Мы понимаем, что не всегда исполнение постановление ЕСПЧ бывает легким и простым, что у России есть определенные трудности при исполнении некоторых Постановлений ЕСПЧ, но полагаем, что наличие данных трудностей не является основанием для запроса о конституционности оспоренных норм, ни для их признания неконституционными. Кроме того, не является ли такой запрос попыткой обойти положения ст. 55 Европейской Конвенции, которой предусмотрен отказ от иных средств урегулирования споров по поводу толкования или применения положений Конвенции и не использовать иные средства урегулирования спора, чем предусмотренные настоящей Конвенцией?

 

Султанов Айдар Рустэмович, судья Третейского энергетического суда, член Ассоциации по улучшению жизни и образования, начальник юридического управления ПАО «Нижнекамскнефтехим».

 

Опубликовано в журнале «Законодательство и экономика» №7, 2015, С. 7-15.

 

ã 2015 Султанов Айдар Рустэмович

 

 

---

Deputy request to the Constitutional Court of the Russian Federation against the execution of judgments of the ECHR.

Short abstract: This article discusses the request group of deputies of the State Duma, has become a "matter of the applicability of ECHR judgments in the Russian Federation."

Keywords: ECHR, the Constitutional Court of the Russian Federation, the European Convention, the ratification, implementation of the ECHR judgment.