С.А. Дробот доцент кафедры уголовного права и уголовного процесса Южно-Уральского государственного университета кандидат юридических наук, доцент

Некоторые вопросы действия уголовного закона во времени

Важнейшим качеством нормы права является формализованная обязательность предписания, содержащегося в этой норме[1]. Данное качество предполагает, что текст предписания должен иметь письменную форму и обладать юридической силой. Без выполнения данных условий норма не будет иметь характер правовой. Уголовный закон как отдельный вид нормы права полностью обладает обозначенными свойствами.

Юридическая сила уголовного закона прямо связана с процессами вступления в силу и её утраты уголовно-правовыми актами. Общая концепция отечественного уголовного законодательства исходит из того, что существование двух одновременно действующих уголовных законов не допускается[2]. Такая позиция влечет за собой две важнейшие идеи: 1) изменение уголовного законодательства реализуется только через изменение УК; 2) новый уголовно-правовой акт, вступая в действие, прекращает действие предыдущего. Обозначенная концепция представляется простой и вполне логичной, однако при ближайшем рассмотрении возникают вопросы, которые противоречат ей.

Так, действие уголовного закона во времени регламентируется ст.ст. 9 и 10 УК РФ. В соответствии со ст. 9 УК РФ преступность и наказуемость деяния определяются тем уголовным законом, который действовал во время его совершения. Из этого следует, что суд должен давать уголовно-правовую оценку деянию, ссылаясь на те положения уголовного законодательства, которые действовали на момент совершения этого деяния, даже, если эти положения утратили своё действие. Получается, что уголовный закон, утратив силу закона, продолжается применяться как норма права в уголовном процессе. Возникает некоторое противоречие – уголовный закон силу утратил, но продолжает применяться как норма права. Нормы УПК придают юридическую силу не действующим положениям уголовного законодательства. В целом теория уголовного права и уголовного процесса достаточно просто разрешает это противоречие – действие уголовного закона должно ограничиваться только формулированием преступления и его уголовно-правовых последствий, а реализация этого находится вне рамок действия уголовного закона.

Однако, обратясь к тексту уголовного закона, мы не найдём ни одной ссылки на то, что юридическая сила уголовно-правовых норм может определяться уголовно-процессуальным законодательством. Кроме того, возникает вопрос о том, являются ли утратившие действие уголовно-правовые нормы частью уголовного или уголовно-процессуального права? Считать их частью уголовного нельзя, так как их юридическая сила утрачена. Значит – они часть уголовно-процессуального права, и их действие, таким образом, должно определяться временем действия УПК. Такая посылка представляется наиболее оптимальной и фактически она уже реализуется в правоприменительной практике. При этом формального закрепления ни в УК РФ, ни в УПК РФ данное положение не нашло. Уместным кажется ввести в ст. 1 УК РФ ч. 3, в которой следовало бы предусмотреть, что применение уголовного законодательства осуществляется на основании уголовно-процессуального законодательства. Кроме того, в УПК РФ следует ввести положение, в котором действие уголовно-процессуального закона должно распространяться и на применяемые нормы УК РФ.

Другим важным вопросом является реализация ст. 10 УК РФ, предусматривающей обратную силу уголовного закона. Не ставя под сомнение справедливость и необходимость этого положения уголовного закона, следует полагать, что здесь имеет место исключительно формальный подход к учету изменений уголовного законодательства. В ст. 10 УК РФ законодатель связывает применение закона по обратной силе только с улучшением положения лица в соответствии с новым уголовным законом. В данном случае новый уголовный закон применяется только, если уголовная репрессия подлежит смягчению или сама преступность деяния устраняется[3]. Такой подход не позволяет учесть опосредованных изменений уголовного закона, связанных со смягчением уголовной ответственности. Так, например, конкретное преступление может быть перемещено из одной главы в другую, в результате чего объект преступления станет менее значимым. Кроме того, законодатель может изменить размер минимального ущерба для хищений, незаконной охоты и других преступлений. При этом меняются критерии оценки общественной опасности преступления. Такого рода изменения могут и не влечь за собой пересмотр санкций норм уголовного закона. В результате этого становится не ясным – допустимо ли применять ст. 10 УК РФ. Исходя из смысла и духа уголовного законодательства, должна реализовываться обратная сила уголовного закона. Но как обосновать её применение, когда формально положение лица не изменилось и улучшение не произошло. Указанные изменения УК могут повлиять на оценку общественной опасности деяния, и не обязательно это приведёт к смягчению наказания. Таким образом, становится некоторая недосказанность законодателя  в вопросе об обратной силе уголовного закона. Для устранения данного недостатка в ст. 10 УК РФ представляется уместным предусмотреть применение уголовного закона по обратной силе и в тех случаях, когда положение лица может улучшиться.

Третьим важным моментом в оценке действия уголовного закона во времени является определение момента совершения преступления. Законодатель в ч. 2 ст. 9 УК РФ обозначил данный момент как совершение общественно опасного действия (бездействия) независимо от времени наступления последствий. Такая формулировка видится как весьма неудачная, так как она не даёт точного указания на момент совершения преступления по отношению к составу преступления. По отношения к определению момента совершения преступления существует два концептуальных подхода. Первый исходит из того, что окончание деяния есть момент совершения преступления, при этом общественно опасные последствия как признак состава преступления не учитываются для установления уголовного закона подлежащего применению[4]. Другая точка зрения исходит из того, что уголовная ответственность наступает при наличии всех признаков состава преступления и, таким образом, момент совершения преступления должен определяться от момента выполнения состава преступления[5]. Обе указанные точки зрения имеют право на существование. Уголовный закон не содержит точного пояснения того, что же следует понимать под общественно опасным деянием. В ч. 1 ст. 14 УК РФ под общественно опасным деянием понимается преступление, то есть деяние, содержащее все признаки состава преступления. При этом сам законодатель в ч. 2 ст. 9 УК РФ отграничивает последствия от деяния. В результате мы видим, что сложность определения момента совершения преступления заложена в самом УК РФ. Такая противоречивость не может не отразиться на квалификации преступления и в целом на применении уголовного закона, особенно в отношении длящихся преступлений.

По смыслу свойств уголовного закона более уместным представляется определять момент совершения преступления по моменту окончания преступления. Это связано с тем, что уголовный закон предназначен для описания преступлений и соответственно юридическим фактом, в связи с которым начинаются уголовно-правовые отношения, может выступать только преступление. Указание в ч. 2 ст. 9 УК РФ на наступление последствий, вероятно, следует понимать как наступление последствий преступления, а не деяния как такового. В целом для устранения противоречий законодателю следовало бы пояснить в ст. 9 УК РФ, что же он понимает под общественно опасным деянием: преступление или только само деяние.

Исходя из всего вышеизложенного, становится очевидным, что применение уголовно-правовых норм не возможно рассматривать вне процесса применения норм уголовного процесса. В связи с этим системность, логичность и концептуальная законченность уголовного закона является предпосылкой реализации задач, поставленных перед уголовно-процессуальным законодательством. Незавершенность системы уголовного законодательства, противоречия и двусмысленность не могут не отразиться на всём процессе реализации уголовного и уголовно-процессуального права.