Криминалистика ± уголовный процесс = правовой нигилизм!?

  Еще один фактор деградации криминалистики? Размышления по итогам сессии.
 
Как-то всё срослось. Давно хотел написать о нижеуказанном, однако психолого-социальный баланс ранее допускал ситуацию и «не написать». Обычно желание возникало после летней сессии, сегодня же к этому желанию добавилось новация номенклатуры научных специальностей, в том числе и той, к которой принадлежу (принадлежал, буду принадлежать?) сам.
Итак, пусть не в деталях, но для затравки дискуссии. Указанное «традиционное летнее обострение» связано с ответами на вопросы экзаменационных билетов. Прошедшая сессия охватывала студентов института прокуратуры и института права и предпринимательства УрГЮА, терпеливо выслушивал студентов (а позднее коллег при подведении итогов летней сессии на кафедре). В билетах для обоих подразделений нашей академии были следующие вопросы:
А) Для студентов института прокуратуры:
- Общие положения тактики допроса;
- Тактика допроса подозреваемого;
- Тактика допроса обвиняемого;
Б) Для студентов института права и предпринимательства:
- Тактические особенности допроса подозреваемого;
- Тактика допроса обвиняемого в бесконфликтной ситуации;
- Тактика допроса обвиняемого в конфликтных ситуациях.
 
Надо признать, что фактически — это классика жанра. Включение подобных вопросов в билеты является соответствующим нынешнему уровню развития учебной дисциплины «криминалистика», сформированному предметному знанию этой учебной дисциплины, его соответствия результатам исследования объектной области. Проблема возникает в ответах на вопросы. Ожидая от студентов чего-то пусть и не право-романтистского, а хотя бы отвечающего нормам уголовно-процессуального закона, основного закона и т. д., получаешь из года в год одно и то же — то, что фактически доминирует в учебниках по криминалистике.
Отвечая на вопрос о тактике допроса подозреваемого или обвиняемого студент обычно твердить о позициях, которые занимает подозреваемый или обвиняемый (вариант — имеющихся следственных ситуациях), а потом начинает излагать тактические приемы допроса подозреваемых или обвиняемых, суть которых (если перестать щуриться и вслушаться в содержание ответа) состоит в склонении, принуждении посредством тактических приемов к признанию вины (хорошо, когда есть дифференциация в отношении подозреваемого — подозрения; или в отношении обвиняемого — инкриминированного деяния). Правильно ли это? Основания для сомнений следующие.
1) Помним о том, что в УПК РСФСР 1923 года (а соответственно в период 30–50-х годов прошлого века, когда активно развивалась криминалистика) идеи советского законодателя, допускающие исключение сторон из уголовного процесса, отсутствия даже зачатков норм о презумпции невиновности; правовая идеология, ориентированная на борьбу с преступностью, отдельными группами и гражданами, доминанту советского государства над людьми, подавление и прочее, отражаясь соответственно в криминалистике, предложения в применении таких приемов, которые склоняют обвиняемого в признанию, вероятно, было единственными и не допускали никакой критики. Но это ведь было тогда!!
2) В УПК РСФСР 1960 г. появилась процессуальная фигура подозреваемого, но в силу инерции криминалистика продолжала давать рекомендации для допроса обвиняемого и подозреваемого, схожие с рекомендациями для допроса обвиняемого по УПК 1923 года. Однако, ситуация была несколько нейтральной, т. к. в Конституциях РСФСР 1937 года, 1978 года отсутствовала в качестве очевидной норма о презумпции невиновности. Так же эта норма отсутствовала и в первоначальной редакции УПК РСФСР 1960 года , о ней можно было говорить только на исходе действия данного нормативного акта.
3) В Конституции РФ, в УПК РФ явно присутствует норма о презумпции невиновности. Обвиняемый не обязан доказывать свою виновность и невиновность. Это бремя стороны обвинения. Такой закон! Однако это не главное. Главное есть то, что сегодня юридические конструкции основного и уголовно-процессуального закона расследование видят ретроспективно. Сначала собираются следы, им придается статус доказательств, на их основании (при условии достаточности) предъявляется обвинение. За этим действием следует допрос обвиняемого. Криминалистика так же видит суть криминалистической деятельности ретроспективно: следы (как результаты преступной деятельности) → «предположение о способах преступной деятельности) → «предположение о целях (и мотивах) преступной деятельности» → предположение о субъекте). Движение криминалистической мысли (и криминалистической деятельности) происходит схоже с уголовно-процессуальной деятельностью. Расследование от субъекта (признание обвинения которым в этом случае тактически необходимо) парадоксально для современного уровня развития наук уголовного процесса и криминалистики, представления предметного знания в соответствующих учебных дисциплинах.
4) Уже на исходе действия УПК РСФСР 1923 г. и в период действия УПК РСФСР 1960 года в уголовно-процессуальной науке П. М. Давыдовым была высказана точка зрения о том, что «Привлекая лицо к ответственности в качестве обвиняемого, органы расследования предоставляют ему право дать ответ на сформулированное обвинение» (См.: Давыдов П. М. Обвинение в советском уголовном процессе: дис. … д-ра юрид. наук. Свердловск, 1973. С. 294).
5) С очевидностью следует юридико-технологическая конструкция, в которой тактические задачи допроса обвиняемого сводятся к выяснению его отношения к обвинению, фиксированию его версии защиты и объяснений (оценка, корреляции) им тех или иных конкретных доказательств, на основе которых был инкриминирован тот или иной состав преступления. Это может иметь отношение к общей стратегии обвинения (которая мыслится вместе с судебным разбирательством), фактором тактики допроса участников судебного следствия государственным обвинителем (учетом позиции обвиняемого, сформулированной в предварительном следствии). Реализовывать одну и ту же тактическую задачу для повторяемых допросов лица в качестве подозреваемого, обвиняемого (часто эти протоколы, уж простите за правду, просто переписываются), направленных на выяснение события, — странно. К допросу обвиняемого все доказательства собраны, им дана оценка, на основании этого лицу предъявлено обвинение. Всё. Правда остается смысл в примитивной тактике прений со стороны гособвинения, когда этот властный участник уголовного процесса может твердить «Подсудимый Несидоров еще в ходе предварительного следствия на допросе в качестве подозреваемого (опять, извините за правду, любят у нас первый признательный протокол) признался в содеянном, подтвердил это на допросе в качестве обвиняемого и подсудимого…». Других смыслов нет. Расширение доказательственной базы не происходит.
Ну когда же мы остановим эту Царицу уголовного процесса? Если у нас хотя бы как декларации есть нормы ст. 123 Конституции, 15 УПК, то на допросе в качестве обвиняемого надо выяснять иные, отличные от допроса подозреваемого, сведения? Если есть смысл в процессуально разделении статусов, то он должен быть и в криминалистическом. Тактические задачи допроса обвиняемого отличаются от тактических задач допроса подозреваемого. Это влечет и иное тактическое содержание допроса обвиняемого. Классика науки уголовного процесса сводится к тому, что уголовно-процессуальная форма и содержание уголовно-процессуальной деятельности неразрывны (См., напр.: Полянский Н. Вопросы систематики в уголовном процессе // Сов. государство и право. 1939. № 3. С. 79), процессуальная форма имеет огромное организующее значение, попытки ее упрощения ведут к отрицанию процессуальной формы (См., напр.: Рахунов Р. Д. Уголовно-процессуальная форма и социалистическая законность // Сов. Государство и право. 1955. № 4. С. 64, 69).
Несколько скромно об обозначенной проблемы мы уже писали (Cм.: Жеребина Д. С., Зашляпин Л. А. О модернизации преподавания тактики допроса обвиняемого // Бюлл. Международной ассоциации содействия правосудию. 2010. № 2/4). Сейчас есть опасность, что отделение криминалистов от процессуалистов в научной специальности 12.00.09 будет знаменовать снижение влияния норм уголовно-процессуального закона на криминалистику, а обозначенная нами проблема окажется похороненной в дифференцированных науках уголовного процесса и криминалистики. Аргументация парадоксальной тактики необходима, при этом прежде криминалистам надо опровергнуть приведенные нами позиции ученых-процессуалистов. Возможно, что после разделения наук криминалисты завалят тропы, фактически ведущие к уголовно-процессуальному праву, не отвечающие традиционному содержанию своей науки, и не будут учитывать классиков уголовно-процессуальной науки, что будет еще одним из факторов деградации криминалистики.
А как хотелось бы, чтобы студент, отвечая на вопрос о тактике допроса обвиняемого, выделял правовую активность обвиняемого. В этом должны состоять и тактические задачи субъекта следственной тактики. Или криминалисту совершенно неинтересна оценка сделанного следователем обвиняемым, которая в ином случае неожиданно проявится только в судебном следствии?