Последний парад наступает («специальности 12.00.09»)

«Все вымпелы вьются, и цепи гремят,

Наверх якоря поднимая.

Готовятся к бою

орудий ряды,

На солнце зловеще сверкая»

 

Крабби: Поздравляю вас, господа, с кончиной старой доброй, дурацкой специальности 12.00.09.

Предлагаю почтить минутой молчания.

Архиназаврус (прерывает): Друзья, рождение нового, означает смерть старого.

Это было своевременное и правильное решение!

Теперь наука будет развиваться с удвоенной силой.

Продолжает (озабоченно): Меня просто рвут на части. В одном совете я буду теперь девяточником, в другом 12точником.

Прямо раздвоение какое-то. Хорошо, что я энциклопедист и классик, есть апокрифические тексты по любой теме, любой специальности (хотя в душе конечно «опер»).

Грюза: Ты козлина.

И еще радуешься по этому поводу.

Считаю, что была сделана ошибка. Для криминалистов, процессуалистов (и их попутчиков) развал общей специальности 09 – это как развал СССР.

В очередной раз чиновники проигнорировали общественное мнение.

Порешали как выгоднее (отдельным персоналиям).

Хотя еще официально не было публикации новой номенклатуры (Говорят, какие-то терки идут: Яковлев бушует еще какие-то личности суетятся).

Крабби: так что делать-то? отметим что ли как-то финальное событие?

Давайте хоть на последок открыжим ряды новоиспеченных кандидатов.

(выразительно глядя на Червя): Их столько выползло, этих молодых розовых червей, как после майского дождя.

Червь: Отказываюсь понимать твои гнусные намеки.

Но готов свои оценки по ряду авторефератов довести.

Архиназаврус: Господа, господа. Давайте по порядку. Какие работы? Как будем читать?

Грюза: Возьмем десять работ (они пришли на кафедру уголовного процесса НА МВД РФ в мае 2012), в них представлены регионы: Южный, Уральский, Приволжский, Сибирский и город герой Москва (Кучково то есть).

Архинозаврус: Молодежь начинает, мы подводим итог.

Червь: Пришли три автореферата из Краснодара (Кубанский государственный университет»). Так получилось что все три автора армяне, один умный два не очень.

Мышь: Давай про умного сперва.

Червь: Саркисян Т.Б. «Согласительные процедуры в у уголовном судопроизводстве и их применение в стадии предварительного расследования» 12.00.09. (работа подготовлена на кафедре уголовного процеса Краснодарского ун-та МВД РФ, науч. рук. Гладышева О.В.)

Тема, уже заезженная, но Саркисян живенько так поелозил по ней туда-сюда.

к положениям, выносимым на защиту, есть вопросы.

Он пишет: «В уголовном судопроизводстве России используются 2 вида согласительных процедур – примирение сторон  и досудебное соглашение о сотрудничестве».  Возникает вопрос – а особый порядок судебного дела не может быть рассмотрен как согласительная процедура – для него необходимо согласие потерпевшего и прокурора? Сам автор говорит о том, что согласительная процедура – это не результат, а процесс (с. 10).

Положение второе п. «а» - «участники, лично заинтересованные в результатах производства, должны быть наделены правом заключения соглашения…». Трактовка «лично заинтересованные» не пойдет – лучше сказать «участники, имеющие признаваемый по делу интерес в деле». Иначе все, в том числе и те участники, чей статус по делу не определен (ПКС РФ по делу Маслова) будут пытаться принять участие в этих процедурах или отказывать в заключении соглашения. Замучишься с этой оравой.

Разделять институт примирения и выделять из него соглашение о заглаживании вреда (с. 11) не совсем уместно. Хотя соискателя можно понять  - нужно сказать что-то свое, оригинальное.

Положение № 6 «Представление прокурора об особом порядке судебного заседания …должно быть законным и обоснованным. Для создания механизма необходимо обязать следователя указывать о выполнении обязательств по соглашению».

Два вопроса: требование законности и обоснованности к другим актам прокурорского реагирования не применимо?  Далее – по ряду дел (причинение вреда здоровью и др.) просто невозможно на момент окончания предварительного расследования выполнить все право восстановительные действия (затраты на лечение, и проч. при всем желании стороны защиты). Автор это вообще не предусмотрел и не проанализировал.

Положение № 7 «Подозреваемый (обвиняемый) должен быть проинформирован о своем праве делать предложения в письменном виде». Думается, что речь идет об обычном ходатайстве, право на которое у него никто не отменял.

Вывод: Пойдет для сельской местности.

ЗЫ: А.А. Александрова не знаю (указан в разделе научной разработанности), знаю А.С. Александрова, И.А. Александрова…

Грюза: Бесспорно, это лучшая из краснодарских работ (и как это им удалось? случайно, наверное).

Видно, что автор ориентируется в проблематике и новейших работах. Знает толк в согласительных процедурах.

Мне понравилось:

Положение № 1, где дается оригинальное определение согласительной процедуры.

Положение № 2 тоже неплохо, есть признаки мыслительной деятельности.

Положение № 3 содержит спорный вывод об отказе от понятия примирения (оно якобы есть только по делам частного обвинения) и его замены «заглаживание вреда».

В этом же положении есть вывод о трех формах заглаживания вреда: общий, с применением медиации, по делам н/л.

Положение № 4 касается медиации. Видно, что в основе имеется какой-никакой теоретический багаж. Опять же диагностируются признаки творчества.

Положения № 5-7 касаются досудебного соглашения о сотрудничестве. Не сказать, чтобы автор открыл Америку, но опять же: суждения здравые, на грани с банальностью, стиль бойкий. Чем-то перекликается с диссертацией Абшилавы (насчет справки о выполнении условий соглоашения), но есть и свое авторское саркисяновское.

С удивлением обнаружила дейстивтельеую новизну там, где никак не ожидала.

Недостаток: очень скупое (4 листа) и лукавое (повторяет положения вынесенные на защиту) изложение содержания работы.

Червь: У меня сложилось впечатление, что существует какой-то «Московский Центр». Ведь работы Руновского, Абшилавы, Апостоловой, Саркисяна проникнуты одной идеологией. Даже стилистически они чем-то похожие. Гладко пишут, черти.

Архиназарус: Так, далее.

Крабби: Ну, далее похуже. Вартанов Арутюн Рафигович «ПРОБЛЕМЫ ПРОЦЕССУАЛЬНОЙ САМОСТОЯТЕЛЬНОСТИ СЛЕДОВАТЕЛЯ ПО УПК РФ» 12.00.09. Диссертация выполнена на кафедре уголовного процесса Кубанского государственного университета. Науч. рук. опять Гладышева О.В. (она всеми что ли там руководит в Краснодаре?  Шустрая, хотя я такого процессуалиста не знаю).

Уже при ознакомлении с актуальностью темы исследования изложенной в автореферате, у рецензента вызвало определенное недоумение, высказанное автором в положение определяющем актуальность темы исследования. Вартанов А.Р. указывает, что «особую актуальность исследование процессуальной самостоятельности следователя приобретает в свете создания Следственного комитета…». Интересным в связи с этим выражением является момент, связанный с восприятием исследователя (Вартанова А.Р.) общего процессуального статуса следователя и его процессуальной самостоятельности, ведь иначе получается, что есть принципиальные отличия в общем процессуальном статусе следователя определенном УПК РФ, со статусом следователя, проходящим службу в Следственном комитете?

Продолжая далее ознакомление с результатами исследования Вартанова А.Р., следует указать автору на его непоследовательность.

А.Р. Вартанов в положениях, выносимых на защиту, приводит авторское понятие процессуальной самостоятельности следователя, указывая, что «ограничено оно только случаями, когда законом предусмотрено получение разрешения суда….», а далее приводит элементы процессуальной самостоятельности, которые явно этому противоречат.

Первый же элемент, указывает, что «свобода выбора путей решения задач уголовного судопроизводства по усмотрению следователя, основана на свободной оценке доказательств, с учетом сложившихся условий досудебного производства». Получается, что следователь не ограничен в своей самостоятельности, а действует с учетом условий досудебного производства!?

При этом второй и третий элемент только лишь подкрепляет сказанное («следователь наделен возможностью отстаивать свое мнение, и может занимать процессуально активную позицию»).

Во втором положении, вынесенном А.Р. Вартановым на защиту, «предлагается создать такую законодательную конструкцию, при которой устанавливается определенное пространство для применения усмотрения следователя…..».

По мнению автора вышеописанное достигается только лишь тем, «чтобы каждый из участников досудебного производства выполнял свою функцию: следователь – уголовное преследование, руководитель следственного органа – ведомственный контроль и руководство деятельностью следователя, прокурор – прокурорский надзор, а суд (судья) – судебный контроль». По нашему мнению такой путь изложения заявленной позиции является ни чем иным как простым констатированием всем известных фактов. Соблюдение законодательных позиций и на сегодняшний момент времени позволяет при заявленной позиции Вартанова А.Р. «устанавливать определенное пространство для применения усмотрения следователя…..», поэтому считаем, что ни какой смысловой нагрузки данное положение не имеет.

В седьмом положении, вынесенном А.В. Вартановым на защиту говориться об институте дачи согласия руководителем следственного органа на возбуждение перед судом ходатайства… о проведении ряда действий ограничивающих конституционные права и свободы граждан.

А.В. Вартанов указывает, что данный институт является малоэффективным и частенько приводит к тому, что мнение следователя является не учтенным в силу несогласования данного вопроса с прокуратурой, которая в суде не поддерживает позицию следователя. Итогом чего является неудовлетворение заявленного ходатайства, что в конечном итоге ущемляет процессуальную самостоятельность следователя.

Решение Вартанов видит в том, чтобы в УПК РФ внести изменения и вернуть обратно возможность согласовывать все ходатайства о выходе в суд с прокурором.

Подобное видение проблемы является не совсем обоснованным и логичным, поскольку буквально не давно, законодатель внес изменения и изменил существующий ранее порядок согласования этих действий с прокурором, предполагая «модель самостоятельности следственных органов» и осуществления прокурорского надзора по отношению к этой деятельности. Господин Вартанов пытается вновь вернуть старый порядок, тем самым опять заставляет следователя быть зависимым от прокурора, который по отношению к следствию на этапе предварительного расследования должен осуществлять только лишь прокурорский надзор.

Грюза: Я вот что хочу сказать.

Вартанов – это вам не Саркисян. Но тоже сумел удивить: вроде пишет о самостоятельности следователя, но выводы делает в пользу увеличения полномочий прокурора по надзору за предварительным следствием, вплоть до того, что предлагает вернуться к согласованию у прокурора постановления о возбуждении уголовного дела.

С этим нельзя согласиться. Семь лет действия УПК РФ (до реформы прокурорского надзора) показали одиозность подобной процедуры. В плане ВУД следователь, дознаватель должны обладать самостоятельностью.

В целом о работе можно сказать так: пережевывание жвачки. Хотя на общем пошлом фоне иногда выделяются и авторские «удачи»: где дурость зашкаливает обычную норму.

Обращает на себя еще «поминальник» широтой в целую страницу (оказывается сколько их – любителей самостоятельности следователя!).

Замечательно здесь то, что автор диссертации идет как бы против течения, ведь большинство сторонников процессуальной самостоятельности следователя настаивают на том, что у него функция «предварительного расследования», а здесь – уголовное преследование. Строгое разделение функций, даже прокурору не позволил уголовным преследованием заниматься; узкая специализация (ладно, хоть так). И про объективную истину молчок.

Мне, кажется, автор ни одного дня не работал ни в следствии, ни в прокуратуре. Чистейший идеализм просвечивает в положении № 5, где он берется рассуждать процессуальной деятельности прокурора, следователя.

Но опять же самобытность (прежде всего в виде отсутствия профессионализма, процессуальной культуры) прорывается: см. рассуждения, что прокурор в досудебном производстве осуществляет надзор, а в суде – уголовное преследование; надзор прокурора не противоречит духу состязательности, а усиливает ее и пр. Это невинные шалости.

Тут припомнилось мнение проф. А.Ф. Смирнова (проф. Кафедры уголовно-процессуального права и криминалистики РПА МЮ РФ), высказанное им в докладе «О структуре функций прокурора в уголовном судопроизводстве». Профессор возьми и «брякни»: надо функцию поддержания обвинения в суде передать следователям, а прокурор пусть надзирает, и только надзирает как следователи уголовное преследование осуществляют (слушала это выступление на заседании НКС при генпрокуроре и думала: «Нет такой глупости, которая могла бы удивить в России»).

Так что А.Р. Вартанов на фоне А.Ф. Смирнова – красава.

Умилило положение № 9 : «Процедура согласования с прокурором постановления о возбуждении УД не является умалением процессуальной самостоятельности следователя, который не лишается права возбуждать УД, меняется лишь порядок его возбуждения». Еще круче предложение по «совершенствованию» УПК, которое он вывел из этого: пусть следователь ВУД, проведет неотложные процессуальные действия, потом передаст материалы прокурору, прокурор или дает согласие на ВУД или не дает, в последнем случае собранные следователем доказательства становятся недопустимыми.

Нет, вы слыхали еще подобный бред? Еще обижаемся, что законодатель игнорирует науку.

Бредятинкой является и положение № 10: «судья не вправе выполнять функцию обвинения, что происходит, когда он признает решение об отказе в ВУД, принятом следователем, незаконным и(или) необоснованным». И вывод: решение об отказе в ВУД должно обжаловаться прокурору. Автор видать не знает не только постановления ПВС, но и УПК.

К числу стилистических и смысловых находок можно отнести такие: «Предлагается создать  такую законодательную конструкцию, при которой устанавливается определенное пространство для применения усмотрения следователя, обеспечивающего возможность самостоятельного принятия решения, с их проверкой посредством ведомственного контроля, прокурорского надзора и судебного контроля на предмет соответствия закону». И далее : «Для обеспечения реальной процессуальной самостоятельности следователя необходимо, чтобы каждый из участников досудебного производства выполнял свою функцию: следователь – уголовное преследование, руководитель следственного органа – ведомственный контроль и руководство деятельностью следователя, прокурор – прокурорский надзор, а суд (судья) – судебный контроль».

Я знаю только одного человека, который умеет так складно выражаться: проф. А.В. Агутин. Неужели у него появился последователь?

Моя оценка: три с минусом.

Архиназаврус: А теперь Аваков!

Червь: Аваков О.О. «Судебная деятельность и ее направления в досудебных стадиях уголовного судопроизводства» Краснодар, 12.00.09. Дис подготовлена на кафедре уголовного процесса Кубгос уни-та (науч. рук. проф. В.А. Семенцов).

Это самый хитрый, но и самый худший из трех армянских героев, чьи работы мы здесь обсуждаем.

Мышь: Можно я скажу свое мнение.

Мне мечтается, что он самый красивый… ну и пусть, что дурак.

Я обратила внимание на следующие места в его работе.

Стр. 11 – непонятна позиция автора – «отказывать следователю или дознавателю в принятии уведомления при установлении факта неуполномоченного субъекта, обращающегося к суду». Встает вопрос кто обращается с уведомлением или кто проводил следственное действие не терпящее отлагательства. Если субъект не уполномочен на проведение следственного действия, то доказательства уже изначально можно считать недопустимыми, если лицо правомочно провести следственное действие, то как можно отказать в принятии уведомления о его проведении без судебного согласия.

Стр. 12 – Санкционирование судом различных процессуальных действия в досудебных стадиях по праву можно считать направлением судебной деятельности, т.к. суд в данном случае осуществляет контроль над ограничением конституционных прав и свобод граждан. Он   по праву, предоставленному ему Конституцией РФ решает вопрос о даче согласия на проведение данных действий, а не является правоприменителем в данных правоотношениях.

Стр. 16 – автор выделяет формы судебного контроля: 1) рассмотрение жалоб в порядке ст. 125 УПК РФ и 2) рассмотрение уведомлений о производстве следственных действий в случаях, не терпящих отлагательств, в порядке ч. 5 ст. 165 УПК РФ. Возникает вопрос к какому виду и форме судебного контроля можно отнести производство о даче разрешения на производство следственного действия.

Стр. 17 – автор предлагает нам расширить и усложнить процедуру рассмотрения уведомлений в порядке ч. 5 ст. 165 УПК РФ. В настоящий момент при разрешении ходатайства о производстве следственного действия, рассматриваемого судьей единолично, вправе присутствовать прокурор, следователь и дознаватель. Ответственность за законность проведения этого следственного действия лежит на суде. Если мы расширим процедуру оценки следственного действия после его проведения, то это приведет к дополнительным срокам рассмотрения этих материалов, оценки и использования доказательств, полученных в ходе производства следственного действия. Считаю, что суд может сам единолично разрешить эти ситуации.

Стр. 20 – «Решения суда о производстве следственных действий обязательны для исполнения» Следователь и дознаватель имеют определенную процессуальную самостоятельность при выборе следственных действий. Истребование судебного разрешения на проведение следственного действия обусловлено объективной необходимостью его проведения. Однако, если проведение этого следственного действия нецелесообразно после получения разрешения на его проведение, то можно его не проводить. Например, получено судебное разрешение на проведение следственного действия – обыск в квартире подозреваемого, а он уже переехал в другое место жительства.

Крабби: нет, Аваков, конечно не дурень.

Но и ценности в его работе нет никакой. Только в плане остепенения зачетное очко ему можно засчитать.

Ничего про судебный контроль ему сказать не удалось. Мне напомним его текст некоторые работы Н.Г. Муратовой или С.П. Серебровой: сочетание слов и фраз порождают пустоту вместо смысла.

Приведу для иллюстрации такие «новизны»: «автором обоснована теоретическая концепция двух направлений судебной деятельности: разрешительного и контрольного, – в досудебных стадиях уголовного судопроизводства. В рамках данной концепции сформулированы и аргументируются следующие выводы: 1) характер и содержание судебной деятельности в досудебном производстве свидетельствуют о ее разнонаправленности; 2) требует уточнения процессуальная форма реализации разрешительного и контрольного направлений судебной деятельности; 3) совершенствование процессуальной формы судебной деятельности в досудебном производстве возможно на основе соблюдения принципов уголовного судопроизводства» … ну и так далее.

Научная пошлость. При том, что гладко пишет (как Арабули).

Ни для теории, ни для практики ничего абсолютно данная работа не представляет. Проще говоря «словесный понос».

Еще пример, чтобы стало совсем понятно:

Положение № 1 : «Судебная деятельность в досудебных стадиях уголовного судопроизводства служит гарантией для защиты прав, свобод и законных интересов его участников, имеет комплексный характер и образована двумя основными направлениями: контрольным и разрешительным».

Вся работа состоит из таких «открытий». Вреда нет особого, но и прибавка знания нулевая.

Оценка: удовл. с минусом.

Архиназаврус: Следующий.

Червь: Закотянская Алия Ф. «Обжалование и пересмотр решений суда в ходе досудебного производства» 12.00.09. (диссертация подготовлена на кафедре уголовного процесса Самгос ун-та, научн. Рук. проф. В.А. Лазарева.)

Хорошая работа. Скучная, но насыщенная полезной информацией.

Интересно провести сравнительный анализ авторефератов Авакова и Закотянской: темы у них пересекаются. Сравнение очень не в пользу Ованеса. Алия сделала его по всем показателям: читатель легко может в этом убедиться, прочитав.

Ованес по верхам скользит, если видит проблему, то просто забалтывает ее. Алия конкретна, добросовестна в разработке предложений по совершенствованию процедур судебного контроля; даже в толкование норм главы 45.1 УПК залезает.

Хвалить в этом авторефе много чего можно, ограничимся оценкой: отлично.

Архиназаврус: Дальше.

Червь: Тут у нас даже заминка вышла, разошлись во мнениях. Мы ведь косвенно оказались причастны к закрытию диссовета одного, обидели уважаемого профессора. Да еще и ведущая у нее Оренбургский гос университет (тоже всем нам хорошо известный и любимый). Хотелось было разразиться хвалебной речью. Но тут…

Короче, речь идет об автореферате Ж.В. Самойловой «Процессуальное положение гражданского истца на стадии предварительного расследования в российском уголовном судопроизводстве». Томск: ТГУ (дис выполнена на кафедре уголовного процесса и криминалистики легендарного Байкальского государственного университета экономики и права; науч. рук. проф. И.В. Смолькова).

Крабби: Не получился у нас положительный отзыв. Как не старались.

Уже первая фраза меня изрядно насмешила, а дальше я уже не мог остановиться: «Общепризнано, что для России первоочередную задачу составляет разработка и внедрение высокого уровня обеспеченности прав и свобод человека, верховенства общечеловеческих ценностей».

Это так только в Сибири могут писать. В циническом центральном регионе как-то не получается.

Автор проявил знание теории вопроса (правильно написала инициалы С.А. Александрова). Это, пожалуй, единственный плюс.

Научной новизны нет никакой, т.е. абсолютно. Я читал, перечитывал положения на защиту №№ 1, 2, 3, 4, 5, 6…

Зачем? Зачем это все? Ну вроде: «Гражданский иск в уголовном процессе – это специфический (то есть, предусматривающий возможность применения норм гражданско-процессуального законодательства) институт уголовного процесса» (положение № 1).

Или

«Процессуальная деятельность гражданского истца обусловлена как гражданско-правовым, так и уголовно-правовым интересом, соответственно, процессуальный интерес гражданского истца состоит не только в возмещении причиненного преступлением вреда и удовлетворении гражданского иска, но и в признании обвиняемого виновным в совершении преступления» (положение № 2).

Нет, нисколько не преуспели в науке аспиранты Байкальского университета. И их руководитель (с тех пор как мы последний раз комментировали их труды).

Предложения о совершенствовании законодательства по-прежнему сводятся к включению в УПК авторских дефиниций всяких понятий. Впрочем, подобные благоглупости мелочь в сравнении с предложениями, содержащимися в положении № 7 (его реализация, предположим такое, ведет практиков в немалое смущение: возможность заявления иск о компенсации морального вреда надо будет обязательно связывать с предварительным заявлением иска о возмещении имущественного вреда). Такая наступит радость от этого.

Еще новость: предложение (в положении № 6) разработать письменную форму искового заявления в уголовном процессе.

Или другое улучшение: необходимо упорядочить терминологию, заменив в названии ст. 136 УПК РФ термин «возмещение», термином «компенсация морального вреда».

Абсолютно никчемные, занюханные предложения.

Плохая новость поджидает на стр. 10. Автор предлагает в рамках искового производства о возмещении по уголовному делу включить в размер возмещения и упущенную выгоду. И еще он заявляет, что нет оснований для выделения реституции как самостоятельной формы возмещения вреда, причиненного преступлением (реституция, оказывается, есть одно из возможных последствий удовлетворения гражданского иска).

Автор всерьез озабочивается проблемой, является ли гражданский истец участником уголовного процесса (стр. 14-15), его функции (функция поддержания гражданского иска, оказывается у него есть (стр. 15).

Оценка: скорее «два», чем «три».

Архиназаврус: Кирьянов А.Ю. «Проблемы реализации презумпции невиновности в современном уголовном процессе России», (специальность: 12.00.09 – уголовный процесс, криминалистика; оперативно-розыскная деятельность) – Самара, 2012., науч. рук. проф. В.А. Лазарева.

Грюза: Я писала отзыв ведущей организации, так что сама прокомментирую.

Диссертационное исследование Алексея Юрьевича Кирьянова выполнено в Самарском государственном университете на кафедре уголовного процесса и криминалистики. Изучение диссертации, автореферата и научных публикаций, подготовленных соискателем, позволяет сформулировать следующие выводы.

Тема актуальна, как и все темы непосредственно связанные с обеспечением прав и свобод личности в уголовном судопроизводстве. В презумпции невиновности наиболее остро проявляется несоответствие теоретических взглядов, действующего уголовно-процессуаль­ного законодательства и правоприменительной практики, слишком многое унаследовавшей от прежнего советского уголовного процесса.

Автор придерживается либерально-демократических взглядов, которые импонируют нам. Надо снова и снова выступать в защиту демократических ценностей, таких как презумпция невиновности. В этом плане диссертация А.Ю. Кирьянова своевременна и полезна.

В содержательном плане обращают на себя следующие моменты диссертационной работы.

А.Ю. Кирьянов проанализировал генезис и развитие теоретических представлений о презумпции невиновности с целью определения ее места в системе правовых презумпций (стр. 16-33). Он определил место и роль презумпции невиновности в системе назначения и принципов уголовного судопроизводства и выявил ее воздействие на построение современного российского уголовного процесса (стр. 34-46). Отдельный параграф посвящен достаточно интересному анализу презумпции невиновности в системе правовых презумпций (стр. 47-66).

Достаточно обоснованы  теоретико-правовые выводы о влиянии презумпции невиновности на определение цели и предмета доказывания по уголовному делу и формирование достоверного вывода о виновности лица в совершении преступления (стр. 67-83). Присутствуют в диссертации анализ проблематики о распределении бремени доказывания (стр. 100-117).

Кроме того, автором успешно исследовались и другие проблемы реализации презумпции невиновности при применении мер уголовно-процессуального принуждения, ограничивающих право подозреваемого и обвиняемого на свободу, сформулировать и аргументировать предложения и рекомендации по их преодолению (стр. 173-187); особенностей действия презумпции невиновности в уголовно-процессуальных производствах, основанных на признании обвиняемым своей вины (стр. 117-128, 129-146). Им были сформулированы предложения по совершенствованию уголовно-процес­суального закона и практики его применения.

Таким образом, диссертант раскрыл механизм реализации принципа презумпции невиновности; выявил пробелы и противоречия в отечественной доктрине уголовного процесса, основанного на презумпции невиновности; предложил решение ряда проблем, возникающих в процессе реализации презумпции невиновности на нормативном и правоприменительном уровнях. Рассмотрение автором различных аспектов исследуемой темы позволило ему сформулировать выводы, обладающие признаками научной новизны и имеющих теоретическое и практическое значение. Автору удалось создать творческое произведение монографического характера, которым внесен существенный вклад в развитие науки по специальности 12.00.09.

А.Ю. Кирьянов предусмотрительно оговаривается, что не ставил своей целью изучение всех без исключения теоретических и практических проблем реализации в современном уголовном судопроизводстве принципа презумпции невиновности. И в самом деле, от некоторых наиболее острых проблем реализации презумпции невиновности в уголовном процессе он попытался уйти. Придется ему напомнить о них.

Суть наших замечаний состоит в следующем:

1.Отчасти автор сам продолжает оставаться  в плену представлений советской науки о презумпции невиновности. В частности, это проявляется в том, что он отождествляет бремя доказывания и обязанность доказывания (которую нормативно закреплена за стороной обвинения) (стр. 102-103, 210). С этим связан уход от проблемы распределения бремени доказывания, переноса бремени доказывания и пр.

Предлагаем диссертанту все же определиться по вопросу, возможно ли возложение бремени доказывания на сторону защиты. ei incumbit probatio, qui dicit, non qui negat» – доказывать обязан тот, кто утверждает, а не тот, кто отрицает. Если обвиняемый, его защитник утверждает какой-то факт, обязан ли он доказать свое утверждение?

В случае отрицательного ответа на этот вопрос, надо констатировать, что автор не отступает от состязательности.

Если углубиться, то наверняка выяснится, что и следственный формат досудебного производства он признает как единственно возможный вариант: следователь обязан опровергать все утверждения защиты. А это в  свою очередь порождает следующий вопрос.

2. Как соотносятся презумпция невиновности и объективная истина?

Концепция объективной истины приобрела в последнее время новое дыхание: ее даже требуют закрепить в УПК. Из ряда положений автореферат (положение № 4) вытекает, что автор увязывает достижение объективной истины с презумпцией невиновности. Формулировки по поводу «объективного и всестороннего исследования обстоятельств дела, обеспечивающего установление совокупности всех элементов состава преступления, конкретизированного в предмете доказывания, и опровержения доводов, приводимых в защиту обвиняемого» также наводят на мысль о допущении подобного союза. Мы такой возможности не усматриваем.

Презумпции, преюдиции, фикции не только ускоряют процесс и сокращаю путь познания истины (юридической), но к тому же обеспечивают единое правовое поле. Так что надо смириться с положением, что «Praesumitur pro justit a sententise» (предположение – для справедливого приговора). Условности в виде юридических фикций, презумпций и пр., которыми обставлен процесс познания в суде – это все то, что свидетельствует о недостижимости объективной истины. Соответственно, надо со всей категоричностью утверждать, что презумпция невиновности и объективная истина две вещи несовместные. Закрепленная в статье 14 УПК РФ презумпция невиновности, предполагающая толкование неустранимых сомнений в пользу обвиняемого, должна по-прежнему определять технологию доказывания; эта презумпция, а не симулякр «объективной истины», скрывающий стремление к безраздельному господству публичного начала.

3. В диссертации порицается обвинительный уклон. Однако упускается из вида, что обвинительный уклон должен презюмироваться судом в отношении следователя и других субъектов обвинительной власти. Что делает государственный обвинитель? Обвиняет. Отсюда сомнению должны подвергаться любые его утверждения и доказательства. Что делает следователь, когда выносит постановление о возбуждении уголовного дела или постановления о привлечении в качестве обвиняемого? Презюмирует вину обвиняемого. Так что к обвинительному уклону и презумпции виновности надо относиться диалектически, в них есть позитивный заряд, присущий состязательному процессу.

4. Можно было бы согласиться с положением № 5, вынесенным на защиту, если бы автор объяснил, что он предлагает делать со структурой существующего уголовного процесса, технологией досудебного доказывания: письменного, следственного, одностороннего. На наш взгляд, реализация подобного предложения (не впервые делаемого, кстати) подразумевает опять же переход на более радикальную позицию критиков существующего уголовно-процессуального строя, что нехарактерно для автора.

Полагаем, что диссертанту следует дополнительно обосновать по указанным пунктам свою позицию на публичной защите. В целом же мы можем констатировать наличие в диссертации положений теоретического и практического плана, которые представляют существенный вклад в науку уголовного процесса, большинство из них мы поддерживаем. Сделанные замечания не ставят под сомнение общий положительный вывод относительно диссертации.

К сказанному выше надо добавить также, что автореферат соответствует содержанию диссертации, отражает основные идеи и выводы исследования, степень новизны работы. Работа написана хорошим литературным языком, в напористом, наступательном стиле. Диссертант продемонстрировал глубокие междисциплинарные познания, что конечно, обогащает науку.

Оценка: пять с минусом (все-таки гендерная составляющая не красит пацана).

Архиназаврус: А теперь я скажу о еще одной работе (по ней я писал отзыв).

Руновский А.В. «Дифференциация уголовно-процессуальных форм досудебного производства по делам публичного обвинения», 12.00.09. Москва: МАЭиП //науч. рук. проф. О.А. Зайцев.

Обращение Артура Владимировича Руновского к проблематике дифференциации уголовно-процессуальных форм досудебного производства по делам публичного обвинения является совершенно оправданным и своевременным. В последние годы все чаще встает вопрос о необходимости модернизации досудебного производства, включая дифференциацию его форм. Предпринимаемые законодателем до последнего времени шаги не столько способствовали разрешению назревших проблем, сколько их обостряли. Институты досудебного производства по уголовному делу все более деградируют. Между тем, меры, предлагаемые по их модернизации, вызывают большие вопросы. В настоящее время готовится создание сокращенной формы уголовного судопроизводства, обсуждается возможность других нововведений (напр., возврат прокурору полномочий на возбуждение уголовного дела). Все больше настораживает вероятность создания единого следственного органа, который распространил бы свою юрисдикцию на все уголовные дела, подследственные следственным аппаратам различных ведомств, существующих сейчас. Некоторые ученые предлагают восстановить понятие «всестороннего, полного, объективного расследования», якобы выполняемого следователем, вывести следователя из состава стороны обвинения, восстановить институт дополнительного расследования.

Полностью солидарны с автором диссертации в том, что такого рода «реформы» усугубят существующие недостатки, и, в конце-концов, могут привести к серьезным сбоям правоохранительного механизма. По мнению автора диссертации, подлинная реформа досудебного производства должна носить комплексный характер  и вести за собой изменение формата правовой деятельности официальных органов уголовного преследования. Мы разделяем такой подход к решению назревших проблем.

Отличие настоящего исследования от предыдущих работ по сходной проблематике состоит в том, что в нем проблема дифференциации решается в контексте предложений по реформы предварительного расследования. В диссертации раскрывается авторская позиция относительно подобной реформы по модели полицейского дознания. В качестве одного из основных вопросов в ней является анализ законопроекта сокращенного уголовного судопроизводства, ныне обсуждаемого в Государственной Думе. В диссертации системному анализу подвергаются все последние изменения процедуры возбуждения уголовного дела, конфигурации отношений субъектов досудебного производства.

В содержательном плане обращают на себя следующие моменты диссертационной работы. А.В. Руновский подверг анализу научные воззрения на проблему дифференциации форм уголовного судопроизводства (стр. 17-33); а также провел сравнительно-правовой анализ законодательств различных стран, регулирующих сокращенные формы уголовного судопроизводства. Это в свою очередь позволило ему выявить закономерности в дифференциации форм уголовного судопроизводства и в общих чертах сформулировать оригинальную идеологию перспективной дифференциации уголовно-процессуальных форм досудебного производства по уголовным делам (стр. 39-42).

Диссертант обосновывает тезис о том, что основные формы процесса воплощают разные подходы власти к организации правоохранительной деятельности в сфере борьбы с преступностью. Уголовная политика государства реализуется в конкретной уголовно-процессуальной форме, во многом предопределяющей эффективность этой политики (стр. 13-21, 48). Автор диссертации обосновал необходимость системной реформы досудебного производства по уголовным делам. Он приходит к важному заключению о том, что институт сокращенного дознания, как в свое время институт протокольной формы, должен составлять органическую часть единого уголовного процесса. Реформа досудебного производства должна быть системной, структурной. Единая идеология и общий смысл должны пронизывать досудебное и судебное производство по уголовному делу (стр. 44-68). Отсюда он делает вывод, что выборочная модернизация правового механизма досудебного производства обречена на провал. Не решив общих проблем, касающихся структуры процесса, доказательственного права, нельзя приступать к решению конкретных проблем, связанных с упрощением формы. Поступив иначе, авторы законопроектов порождают новые противоречия (стр. 73-75).

Одно из ключевых положений диссертации состоит в том, что содержанием деятельности полиции во время досудебного расследования должно быть выявление и раскрытие преступления. К уголовному преследованию следует относить не только оперативно-розыскную деятельность, но также административно-процессуальные действия и иные правовые действия, посредством которых лицо изобличается органами полиции в совершении преступления и пресекаются его преступные действия (стр. 145-160). Интересны рассуждения автора об обвинительной власти в ее устройстве и деятельности, а также практические выводы, которые он делает из ее положений (стр. 86-91). По мнению А.В. Руновского публичное уголовное преследование должно осуществляться полицией как агентом обвинительной власти в такой правовой форме, которая обеспечивала бы защиту прав личности, с одной стороны, а с другой - не мешала бы быстрому и эффективному выявлению преступлений и изобличению лиц, их совершивших. Результаты полицейского дознания, проводимого в любой правовой форме, становятся доказательствами по делу после их представления и исследования в судебном порядке (стр. 100-111).

Им достаточно полно и последовательно раскрывается концепция полицейского дознания и его форм. Приводятся материально-правовые и уголовно-процессуальные основания упрощения формы полицейского дознания. Делается вывод, что производство по делам об административных правонарушениях и есть готовый «образец» для упрощенной формы полицейского дознания по делам о преступлениях небольшой тяжести (стр. 147-160).

Диссертант считает, что предварительное следствие не может считаться исходной формой для модернизации досудебного производства и его дифференциации, потому что оно есть продукт концептуальной деформации, оставшейся в наследство от советских времен. Основной задачей по реформированию досудебного производства по уголовным делам является отказ от следственного формата досудебного производства. По его мнению, без этого наша система уголовной юстиции вряд ли сможет рассчитывать на вхождение в круг так называемых «развитых правопорядков» (стр. 81, 114-116, 205).

Им выдвигается тезис о депроцессуализации стадии предварительного расследования, об упразднении стадии возбуждения уголовного дела, а также о введении формата полицейского дознания для всего досудебного производства. Предлагается вернуть понятию дознания классическое значение, а именно: полицейская деятельность, отделяющая получение первичной информации о якобы совершенном преступлении от принятия прокурором официального решения о возбуждении уголовного преследования или об отказе в его возбуждении. Кроме того, он предложил авторской модели суммарного производства по уголовному делу (стр. 154-192).

Диссертант разработал и конкретные предложения, направленные на усовершенствование нормативного урегулирования досудебного производства по уголовным делам публичного обвинения.

Значительное место в диссертационной работе занимает критический анализ законопроектов по созданию сокращенного дознания и преобразований правового режима доследственной проверки (параграфы второй и третий главы второй диссертации). При этом автор диссертации сделал ряд полезных замечаний по усовершенствованию указанных проекта. Отмечается правильность решения о замене гражданского иска в сокращенной форме уголовного процесса иным механизмом восстановления имущественных отношений. Делается предположение, что такие меры пресечения, как заключение под стражу, домашний арест, залог могут применять только в виде исключения и вряд ли в таком случае удастся сохранить режим сокращенного производства: возникнет необходимость в предъявлении обвинения и допросе обвиняемого, будут нарастать другие процессуальные сложности, которые невозможно будет вынести в рамках данной процедуры (стр. 175-180).

Рассмотрение автором различных аспектов исследуемой темы позволило ему сформулировать выводы, обладающие признаками научной новизны и имеющих теоретическое и практическое значение. Автору удалось создать творческое произведение монографического характера, которым внесен существенный вклад в развитие науки по специальности 12.00.09.

По ключевым пунктам мы разделяем позицию диссертанта. Он прав в том, что надо проводить реформу досудебного производства. Но предлагаемый им вариант в виде отказа от процессуальной формы досудебного производства, замена процессуальных досудебных стадий полицейским розыском, на наш взгляд нереален в современных условиях. Искусство законодателя – это искусство возможного. Наверняка законодателя просчитывает и такой вариант. Но он сопряжен со слишком большими рисками, а именно: дезорганизацией всей правоохранительной деятельности. Поэтому наши возражения носят не принципиальный, а тактический характер.

Если обобщить эти замечания, то можно суть наших возражений изложить следующим образом:

1. Одним из ключевых положений диссертации является утверждение о том, что содержанием деятельности полиции во время досудебного расследования должно быть выявление и раскрытие преступления. К уголовному преследованию следует относить не только оперативно-розыскную деятельность, но также административно-процессуальные действия и иные правовые действия, посредством которых лицо изобличается органами полиции в совершении преступления и пресекаются его преступные действия. Именно в этом суть так называемой концепции полицейского дознания, которая, если называть вещи своими именами, означает отказ от традиционного взгляда на досудебное производство как процессуальную деятельность. Или иначе говоря – изменение всей структуры, да и идеологии отечественного уголовного процесса, который всегда тяготел к следственной форме.

В столь радикальном варианте реформу досудебного производства принять, мы думаем, нельзя. Полагаем, что более реалистичным будет схема досудебного производства, принятая в дореволюционном уголовном судопроизводстве, когда полицейское дознание было первой стадией, а предварительное следствие второй стадией досудебного производства.

2. Автор предлагает снять различие между оперативно-розыскной деятельностью и досудебной уголовно-процессуальной процедурой публичного доказывания. Он также пытается доказать тезис о необходимости ликвидации стадии возбуждения уголовного дела (сейчас это стало модным делать). Возникает вопрос, каким образом должно трактоваться доказательство, получаемое подобным путем, т.е. вне рамок процессуальной формы. Есть ли у автора предложения относительно трактовки доказательства в связи с изменением формата досудебного производства? Каким образом ему видится свойство допустимости в контексте делаемых им предложений о «депроцессуализации» досудебного производства?

3. В связи обсуждаемым форматом полицейского дознания, как единства всего досудебного производства и его содержания, неизбежно возникает вопрос о том, как должно осуществляться принятие, проверка информации о совершенном преступлении и проверка первичной информации. Кроме того, неизбежно возникают вопросы и том, как будет контролироваться эта деятельность, которая имеет критически важное значение. Не наступит ли хаос в случае отказа от существующего сейчас порядка возбуждения уголовных дел?

3. Автор делает вывод: надо ломать стереотипы традиционного мышления. Ломать, это конечно, не строить. Очевидно, что сложности в реформировании досудебного производства состоят не только в правовой психологии, но и в самой правовой системе, устоявшихся правовых связях между различными правовыми институтами. Деформация правосознания, может и имела место, но надо считаться с тем, что есть: других людей у нас нет. Поэтому неприемлемы заявления вроде того, что концепция судебной реформы обанкротилась (стр. 82). Инерционность не преодолеть декретами. Легко принять закон, но он не станет правом, пока люди не будут готовы его понимать и использовать на практике. Так что автор со своими идеями взлетел слишком высоко и оторвался от коллектива, а это чревато.

Полагаем, что диссертанту следует дополнительно обосновать по указанным пунктам свою позицию на публичной защите. В целом же мы можем констатировать наличие в диссертации положений теоретического и практического плана, которые представляют существенный вклад в науку уголовного процесса, большинство из них мы поддерживаем. Сделанные замечания не ставят под сомнение общий положительный вывод относительно диссертации.

Оценка: отлично.

Грюза: Теперь снова о грустном.

Червь: Пичугин Д.Г. «Процессуальные полномочия прокурора и особенности их реализации при осуществлении уголовно-процессуальной деятельности пограничными органами Федеральной службы безопасности (по материалам Дальневосточного федерального округа). Томск: ТГУ, 2012 (дис подготовлена на кафедре уголовно-правовых дисциплин Хабаровского пограничного института ФСБ/науч. рук. проф. С.Э. Воронин.

Стр. 4 – Стоит отметить, что реформа 2007 года значительно упрочила процессуальную самостоятельность органов предварительного следствия, но никоим образом не имела целью поднимать самостоятельность органов о подразделений дознания, которые являются орудием прокурора при осуществлении уголовного преследования. Органы дознания регулируют свою уголовно-процессуальную УПК РФ и поэтому разделять полномочия по надзору за разными органами дознания нецелесообразно.

Стр. 9 – Среди положений выносимых на защиту присутствует следующее «лишить прокурора полномочий, предусмотренных п.п 4, 9, 10, 11, 12, 13, 15, ч. 2 ст. 37 УПК РФ и ч.ч. 3, 4, 5,  ст. 223 УПК РФ». Автор подразумевает лишить прокурора полностью властных надзорных полномочий за производством дознания и деятельностью дознавателя по расследованию уголовных дел аналогично предварительного следствия. Это в настоящий момент невозможно и нецелесообразно, т.к. прокурор является государственным обвинителем и он не может быть отстранен от функции уголовного преследования. Возможно перераспределение подследственности  по данным категориям преступлений.

Уголовно-процессуальная ситуация зависит от криминалистической составляющей преступного поведения, нарушения законности и способы реагирования прокурора должны быть связаны с формами правоприменения относительно принимаемого решения.

Стр. 11 – Если мы перераспределим полномочия по процессуальному руководству дознанием в пользу начальника подразделения дознания, то получим аналог предварительного следствия, что уже функционирует достаточно четко и регламентировано уголовно-процессуальным законом. В настоящий момент это нецелесообразно с точки зрения деятельности органов прокуратуры.

Наделение правом возбуждения уголовного дела прокурора приведет к полной несамостоятельности дознавателя и лишит права адекватного реагирования на нарушение норм уголовного закона.

Стр. 13 – Опять возвращаемся к отказу прокурору осуществлять процессуальное руководство дознанием, именно эта деятельность и должна осуществляться, т.к. прокурор полноценный участник уголовного преследования со всеми вытекающими из этого полномочиями.

Стр. 16-17 – Автор рассматривает проблему функционирования двух органов дознания: командира воинской части и подразделение дознания. В данном случае считаю необходимым затронуть проблему разграничения полномочий по расследованию уголовных дел относительно территориальной доступности расследования подразделениями дознания, что может снять данную проблематику. Что касается «маскировки» проверочных действий командирами воинских частей, то здесь мы наблюдаем «укрывательство» преступлений, если действия лиц, в отношении которых ведется проверка, действительно совершили деяние, подпадающее под нарушение уголовного закона.

Стр. 20 – Автор приводит классификацию типичных уголовно-процессуальных ситуаций, в рамках которых реализуются конкретные полномочия прокурора. При анализе данных ситуаций можно сделать выводы о том, что это часто повторяющиеся нарушения законности в стадиях возбуждения уголовного дела и предварительного расследования в форме дознания. Мое мнение, либо надо дать понятие уголовно-процессуальной ситуации, либо направить свое исследование на выявление и устранение факторов нарушения законности в данных стадиях. При одной и той же процессуальной деятельности нарушения закона как могут иметь место в действительности, так и нет. От такого исхода событий не застрахован ни следователь, ни дознаватель.

Грюза: Прямо надо сказать: основная идея работы вредная. Он призывает дознавателя уравнять со следователем и ограничить прокурорский надзор за дознанием.

Это полный отстой (с моей точки зрения).

В автореферате Пичугина есть никчемности вроде положения № 4 «Пределы реализации процессуальных полномочий прокурора при осуществ­лении уголовно-процессуальной деятельности пограничными органами определя­ются пространственно-временными параметрами досудебного производства (так на­зываемый «хронотоп уголовного дела» - процессуальные сроки и место проведения предварительного расследования) и дискреционным характером некоторых полно­мочий, предусматривающих возможность выбора варианта правомерного поведения в зависимости от складывающейся по уголовному делу следственной ситуации». Ну и что? Игра красивыми словами – признак незрелости ума.

Есть результаты наблюдений и разумных обобщений:

5.Процесс реализации процессуальных полномочий прокурора в ходе уголов­но-процессуальной деятельности пограничных органов специфичен, что обусловле­но организационными и процессуальными особенностями деятельности погранич­ных органов как органов дознания. Эти особенности влияют как на объем и харак­тер применяемых прокурором правовых средств, так и на разграничение компетен­ции прокуроров территориальных, военных и природоохранных прокуратур.

6.Сложившийся на практике механизм уголовно-процессуальной деятельности командира воинской части пограничного органа, позволяющий «маскировать» про­верку сообщений о преступлениях под служебное разбирательство, осуществляемое в не процессуальной форме, ограничивает пределы реализации процессуальных пол­номочий прокурора проверкой копии постановления о возбуждении или отказе в возбуждении уголовного дела и применением полномочий, предусмотренных в слу­чае признания этих решений незаконными. Поэтому необходимо избавить команди­ра воинской части от выполнения уголовно-процессуальных функций и наделить правом их осуществления специально созданных субъектов, например, военную по­лицию».

Можно согласиться с этими выводами.

Но когда начинается криминалистический бред, автора хвалить нельзя:

«7.Предлагается новая классификация типичных уголовно-процессуальных си­туаций, возникающих в деятельности дознавателя пограничных органов и обуслов­ливающих применение прокурором конкретных процессуальных полномочий:

а)             уголовно-процессуальные ситуации, побуждающие прокурора применять процессуальные полномочия, отнесенные автором к группе надзорных;

б)            уголовно-процессуальные ситуации, побуждающие прокурора применять полномочия процессуального руководства дознанием;

в)             уголовно-процессуальные ситуации, побуждающие прокурора применять в различных сочетаниях полномочия по надзору за законностью процессуальной дея­тельности дознавателя в совокупности с полномочиями процессуального руково­дства дознанием;

г)             уголовно-процессуальные ситуации, побуждающие прокурора применять в совокупности полномочия по надзору за законностью процессуальной деятельности дознавателя, полномочия процессуального руководства дознанием и полномочия по управлению расследованием уголовных дел. Классификация типичных уголовно-процессуальных ситуаций имеет научно-практическое значение, так как позволяет четко дифференцировать данный класс уголовно-процессуальных явлений, а также алгоритмизировать работу прокурора при осуществлении надзора за уголовно-процессуальной деятельностью погранич­ных органов».

Хирня все это, дорогой товарищ Пичугин.

Ну и самое главное, с чем мы категорически не согласны это то, к чему призывает диссертант:

«8. Предложения соискателя по изменению и дополнению действующего уголовно-процессуального законодательства России, теоретические модели правовых норм, регулирующих деятельность органов дознания пограничных органов и проку­ратуры:

перераспределить полномочия по процессуальному руководству дознанием между прокурором и начальником подразделения дознания в пользу последнего;

уравнять процессуальный статус начальника подразделения дознания с про­цессуальным статусом руководителя следственного органа, наделив первого полно­мочиями по аналогии с полномочиями, предусмотренными ст. 39 УПК РФ, для ру­ководителя следственного органа;

предоставить прокурору право при наличии достаточных данных, указы­вающих на признаки преступления, возбуждать уголовное дело;

освободить командиров воинских частей от производства дознания и наде­лить функциями органа дознания военную полицию;

расширить группу надзорных полномочий прокурора, закрепив в уголовно-процессуальном законе полномочия, предусмотренные ст.ст. 22-25.1 ФЗ «О проку­ратуре Российской Федерации».

Данные предложения сформулированы в виде проекта федерального закона, изложенного в приложении к диссертации».

Кроме военной полиции – все остальное опасно.

Червь: Как известно, нет более опасного дурака, чем дурак, у которого есть чуточку ума и огромные амбиции. Пичугин, очевидно, в курсе нечеловеческой борьбы, которая ведется за возврат прокурору полномочий на ВУД. Вот и вякнул, как все (как тот же Вартанов А.Р., о котором мы уже говорили). Хотя этот тезис идет вопреки его общей позиции относительно сокращения полномочий прокурора по надзору за дознанием.

Кстати, авторефераты Пичугина и Ватанова пересекаются по рядку ключевых пунктов, но Вартанов занимает правильную позицию, на наш взгляд, а Пичугин нет. Хотя оба они ничего не понимают в реформе досудебного производства.

Моя оценка: по идеологии – два, за старание и самобытность – 4.

Кстати, как известно, в декабре прошлого года член комитета Совета федерации по правовым и судебным вопросам Анатолий Лысков внес в Госдуму проект закона о поправках в Уголовно-процессуальный кодекс РФ. Фактически законопроект предлагал вернутьнадзорному ведомству полномочия, которых оно лишилось в 2007 году, когда из Генпрокуратуры были выделены следственные органы. Но 11 мая 2012 г. Правительство РФ отказалось поддержать законопроект о передаче органам прокуратуры полномочий вести расследования в отношении следователей, судей, прокуроров и адвокатов. Кабинет министров не хочет отказываться от разделения функций предварительного следствия и прокурорского надзора

http://www.true-justice.net/?p=11594#more-11594

Крабби: Жирова М.Ю. «Особенности доказывания по делам частного обвинения». 12.00.09. Подготовлена на кафедре уголовного процесса СамГУ (науч. рук. Проф. Лазарева).

Нормальная работа. Автореферат читается легко. Некоторые положения не достаточно новы, но в своей совокупности – твердая 4.

Червь: гендерная наука. Фирменный самарский стиль и качество.

Они либералы, правочеловеки, но такие сторожкие, пугливые (не хватает буйности).

В целом, разумные, хотя и не первой свежести выводы. Но системность изложения и отменная выделка придают им по совокупности достоинство новизны и значимости. Вклад состоялся.

Мне понравилось, как она лягнула Губермана О.В. на стр. (по делу). Про исковую природу доказывания по делам частного обвинения.

Не понравилось рассуждение о распределении бремени доказывания между мировым судьей и частным обвинителем (положения № 4, № 6).

Оценка: хорошо.

Архиназаврус: Ну теперь ты , мой Мышонок.

Мышь: Грудин Игорь Александрович «СРЕДСТВА ДОКАЗЫВАНИЯ В УГОЛОВНОМ СУДОПРОИЗВОДСТВЕ: СИСТЕМА, СОДЕРЖАНИЕ, ГНОСЕОЛОГИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ» – Екатеринбург: УРГЮА; науч. рук. Воронин С.Э.

При знакомстве с авторефератом И.А. Грудина нельзя не отметить «скромность» положения о научной новизне проведенного им диссертационного исследования. Он пишет, что в его работе «на монографическом уровне предпринята одна из первых попыток с помощью метода системного анализа комплексно исследовать уголовно-процессуальные средства доказывания…». Подобного рода заявление, по нашему мнению, является некорректным по отношению к другим деятелям науки, на которых ссылается Грудин И.А. в разделе автореферата о степени научной разработанности темы. Тем или иным образом почти все вопросы, связанные с исследованием уголовно-процессуальных средств доказывания уже были рассмотрены учеными мужами в своих научных трудах и «тянуть на себя одеяло о первенстве» по нашему мнению не стоит, поскольку они уже являются состоявшимися «величинами».

Оригинальным, по мнению рецензента, является авторская позиция по отношению к изложению положений, выносимых на защиту. «Краткость сестра таланта, но и родню она имеет». Считаем необходимым в положениях, выносимых на защиту использовать не только тезисы полученных автором выводов, но и еще изложение определенных позиций по данным выводам.

Автор исследования при изложении 2 положения выносимого на защиту, указывает, что он в рамках проведенного исследования сделал «вывод и привел аргументацию о необходимости нормативного закрепления объективной истины в качестве уголовно-процессуальной цели доказывания».

При изложении данного положения выносимого на защиту автор, скорее всего, поддался соблазну «модных трендов». В последнее время все активно стали утверждать (в том числе и Председатель следственного Комитета Бастрыкин А.И.), что объективная истина должна использоваться в качестве уголовно-процессуальной цели доказывания. В этом нет сомнения, об этом уже все было сказано, и по мнению рецензента, нет дополнительной необходимости на законодательном уровне муссировать положения об объективной истине.

В седьмом положении, выносимом на защиту, автор посчитал необходимым дополнить ст. 5 УПК РФ дефиницией «Следственные действия». В последнее время множество исследователей считают долгом дополнить данную статью, какой либо дефиницией, обосновывая такую необходимость улучшением процессуальной деятельности в дальнейшем.

По поводу дефиниции «следственные действия» наша позиция, да и законодательная (традиционно перекочевавшая из УПК РСФСР в ныне действующий УПК РФ) складывается таким образом, что в такой дефиниции нет необходимости. Практика от этого понятия тоже не как не выиграет.

Моя оценка: ничего хорошего.

Грюза: Ты все, подруга?

Теперь послушайте меня.

При поверхностном ознакомлении у меня сложилось впечатление, что Грудин просто дурак и лодырь. Но прочитав повнимательнее его текст, я поняла, что ошиблась. Это буйно помешанный. Вроде того героя Шукшина, что про государство рассуждал (не имея представления о науке юриспруденции). Вот здесь тот же случай.

Человек, знаком с теорией доказывания, очевидно, по советским учебникам. И брошюрам Орлова, Доли  (нарочно подбирал себе подобных).

В общем, перед нами образчик первобытного мышления дитяти сибирской природы, не испорченное соблазнами модных течений с тлетворного запада.

Примитивизм не помешал (даже облегчил?) автору проявить достаточную бойкость, даже буйную активность (нельзя не признать – он старался).

В его работе есть весь набор криминалистических штампов, наводнивших теорию доказательств (следственные ситуации, средства доказывания, формирование источника и даже использование экстрасенсорных способностей).

Впрочем, все по порядку.

В актуальности есть ряд бесспорных суждений о значении доказывания и необходимости развивать теорию доказательств. Сразу обозначил ключевую проблему: без уяснения сущности понятия «средства доказывания» совершенствование теории доказательств и УПЗ невозможно. Надо углубленно изучать ее.

Цель дисработы: в исследовании гносеологической сущности средств доказывания в УСП.

Эмпирику брал исключительно в г. Хабаровске (патриот).

Научная новизна сформулирована простодушно: дескать «на монографическом уровне автором предпринята одна из первых попыток с помощью метода системного анализа комплексно исследовать средства доказывания как целостную систему, обладающую рядом системных признаков, которые имеют важное теоретико-прикладное значение». Новизной обладает, по его мнению, вывод, что к средствам доказывания относятся источники формирования доказательств.

По положениям, вынесенным на защиту.

Положение № 1. Новизны в определении доказывания нет.

Положение № 2 (предложение о нормативном закреплении «объективной истины»).

Бредятина. Помимо отсутствия творческого начала в подобном пошлом предложении (типа, пойдем «тра....мся»). Это вредная пошлость.

В Российской Федерации признается идеологическое многообразие (ч. 1 ст. 13). Никакая идеология не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной (ч. 2 ст. 13). Именно в этой конституционной норме кроется главное препятствие для законодательного закрепления понятия «объективная истина», ибо допустить обратное означало бы открыть возможность для юридического преследования идеологических противников (объективной истины).

Борьба идеологий способствует развитию науки. Закрепление в законе одной господствующей идеологии (таковой была, кстати, концепция объективной истины в советской процессуальной науке) убивает свободу дискуссии и саму науку. Сторонники объективной истины сколько угодно могут развивать свою догму, но не имеют права навязывать ее остальным.

в дореволюционном законодательстве объективная истина определялась не как некое императивное требование, обуславливающее возможность принятия по делу итогового решения, а лишь как цель, для достижения которой публично-правовые субъекты обязаны принять все меры и приложить все усилия. В том то и есть разница между стремлением к истине и нормативном предписании об обязательности ее достижения.

Если мы признаем следователя субъектом удостоверяющим объективную истину причем в ходе досудебного производства, то делается не нужным ни адвокат, не собственно суд. «Судить и расстрелять» (формулировка революционных трибуналов) - не к тому ли фактически ведут ревнители объективной истины? И еще требуют от законодателя, чтобы он признал за ними почти божественные способности – удостоверять обнаружение истины.

Положение № 3. какая-то наукообразная хрень: «средства доказывания представляют собой не отдельные группы и категории юридических явлений, объединенных исходным термином «средства», а взаимосвязанную и взаимосогласованную систему, элементы которой обладают, как общими, так и индивидуально-обособленными признаками системы»

Нет, Вы что-н здесь поняли? Ну зачем, зачем все эти натужные словеса? Что тут доказывать?

Положение № 4 содержит авторскую дефиницию средств доказывания: к ним относятся доказательства, «источники формирования доказательств», следственные и иные процессуальные действия.

Зачем искусственно усложнять то, по поводу чего есть общепринятые позиции? Чтобы прикрыть свою творческую несостоятельность?

Положение № 5 содержит авторский вывод о структурной составляющей понятия доказательства – понятии факта.

Оригинально (с позиции осла, конечно).

Оказывается, что до него никто не мог допереть, что такое факт, а он дескать все разрулил: понятие факта является составляющей понятия доказательства.

Положение № 6 опять же содержит смелый вывод: допустимость носит комплексный характер, «интегрирует в себе свойства достоверности, относимости, технической и диспозитивной допустимости».

Удивительно: как это в нее все это влезло: в одну простую допустимость две допустимости плюс еще все остальные свойства. «Ты отрок, так всю науку к х. сведешь», проговорил в одном анекдоте экзаменатор излишне рьяному ученику.

NB автор не понимает главного: природы допустимости и достоверности - она различная. Если коротко, то допустимость – это формальный (искусственный) критерий правильности доказательства, а достоверность – это характеристика его содержания. Допустимое доказательство может быть ложным, с другой стороны, достоверное сведение может быть недопустимым.

Относимость – это базовое качество рационального (но и интуитивного!) познания. Н.Н. Полянский подчеркивал: «Относимость к делу доказательств в этом смысле определяет их допустимость» [1]. В этом вопросе с ним был солидарен А.Я. Вышинский[2]. Иными словами, относимость выступает как обратная сторона допустимости и более того относимость есть исходное начало, на котором покоится доказатальство-факт[3]. Свойство относимости доказательства, имеющее в себе логическую основу, предопределяет как первые целенаправленные действия субъекта по выявлению следов преступления, так и последующее их использование в доказывании по делу.  Значит, в работе с информацией, включая ее получение, важную роль играет логическая модель, с которой в свою очередь связаны и другие – искусственные правила доказывания.

А, да что тут говорить…

«Упразднив» все свойства доказательства (кроме допустимости), автор зато ввел новое: значимость. Да не простую, а с двоякую: достаточную значимость и значимость отдельного доказательства.

Жаль не разработал единицы измерения таковых…

Ну и венцом новизны стало положение № 7: авторский вывод о необходимости закрепления в ст. 5 УПК РФ понятия «следственные действия».

Как я уже говорила прочитав все это, я сперва решила, что автор дурень.

Но любопытство взяло вверх. Стала читать дальше.

Стало интересно, как же он пришел к такому выводу о средствах доказывания. Откуда ноги растут?

Оказывается из «многочисленных серьезных теоретических исследований системного характера» (стр. 14). То есть он варился в этих понятиях: система, подсистема, управление и пр. Там в диссертации он, видать, много навалял на этот счет. И сделал выводы: 1) «структура средств доказывания обладает системными признаками… и данная структура является системой»; 2) «познавательная деятельность при доказывании осуществляется системно» (стр. 16).

Ну и на хрена было огород городить ради такого вывода, возникает вопрос? Гора родила мышь.

Не менее простым оказалось и объяснение «нового» понятия «источники формирования доказательств». Это оказывается те же «источники сведений».

По «факту»  непонятка снялась на стр. 17. «автор предлагает под фактом понимать познанный фрагмент объективной действительности, на основе чего строит дальнейшую работу по исследованию сущности понятия «доказательства». Результат озвучен выше. Стало понята причина болезненного состояния и сам диагноз: «советская криминалистическая диарея».

Ну и об «источниках формирования доказательств» надо сказать отдельно (целый параграф им посвятил автор). Он считает, что первоначальными носителями доказательственной информации являются объекты материального мира: «различные предметы, материалы, документы, люди и т.д.» (стр. 21).

Способы их («источников формирования доказательств» кратко – ИФД) исследования различны. Различен и результат: процессуальный, альтерпроцессуальный. Получается, что ИФД делятся на непосредственные и опосредованные. «Непосредственными будут объекты материального мира, которые необходимо изучать «с нуля», выявляя ценность и значимость заложенной в ней информации» (стр. 23). Опосредованными ИФД является альтерпроцессуальная и процессуальная информация (стр. 23).

Читала и думала: «Что за дрянь».

Отдаленно напоминает В.С. Балакшина, кстати (в смысле та же беспросветное бесплодное резонерство).

Никакого просвета в виде осмысления феномена состязательности: как она влияет на формирование доказательства. Ни каких знаний из области современной эпистемологии.

Господи, какая развесистая, очумелая хрень!!!

Вышесказанное можно отнести к любому рассуждению, таящемуся в автореферате: о пресловутой значимости доказательств, о системе средств доказывания (в которые он отнес и «опрос под гипнозом» и данные, полученные с помощью экстрасенсорных способностей и помощь полиграфа и пр.

Абсолютно не знает и не хочет, видно, знать ничего о настоящей теории доказательств (напишите в Нижегородскую академию МВД, вам вышлют пару книжек о ней).

Моя оценка: неудовл. Это опасный, антинаучный бред.

Хор: Пусть будет так.

Архиназаврус: Подведем итоги. Распределим места среди номинантов.

1. Руновский А.
2. Закотянская А.
3. Саркисян Т.
4. Кирьянов А.
5. Жирова М.
6. Вартанов А.
7. Аваков О.
8. Пичугин Д.
9. Грудин И.
10. Самойлова Ж.

По регионам Москва получается лучшая, потом (2) Приволжский, 3. Южный, Уральский, Сибирский замыкает

Какие еще есть дополнения?

Червь: будем мочить 12-ую специальность!

И тех, кто провел эту реформу: представителей института сравнительного правоведения при правительстве РФ.

Грюза: Это само собой. Такую инквизицию им устроим, что этот специалитет станет позорным (ну как получение степени после защита в закрытом диссовете оэрдэшника).