Кудрявцев В.Л. Уголовное судопроизводство как сфера особой защиты конституционных прав и законных интересов человека и гражданина // Адвокат. 2008. № 9. С. 12-19.

Ключевые слова: уголовный процесс, назначение уголовного судопроизводства, защита, конституционные права, законные интересы, правовые позиции Конституционного Суда РФ, защитник, следователь, прокурор

Кудрявцев В.Л., кандидат юридических наук, доцент

      Конституция РФ провозгласила, что человек, его права и свободы являются высшей ценностью. Признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина - обязанность государства (ст. 2); права и свободы человека и гражданина являются непосредственно действующими. Они не только определяют смысл, содержание и применение законов, деятельность законодательной и исполнительной власти, органов самоуправления, но и обеспечиваются правосудием (ст. 18).

     Правосудие в Российской Федерации осуществляется только судом (ч. 1 ст. 118) посредством конституционного, гражданского, административного и уголовного судопроизводства (ч. 2 ст. 118 Конституции РФ).

     В любом из вышеперечисленных видов судопроизводства Конституция гарантирует каждому судебную защиту его прав и свобод (ч. 1 ст. 46), а также предоставляет каждому право защищать свои права и свободы всеми способами, не запрещенными законом (ч. 2 ст. 45).

     Среди всех видов судопроизводств особое место в системе защиты прав, свобод и законных интересов человека и гражданина отводится уголовному судопроизводству. И это закономерно, поскольку "вероятность нарушения прав и свобод граждан в уголовном судопроизводстве наиболее высока. Это происходит потому, что действующие здесь субъекты наделены мощными правомочиями для осуществления своих функций, нарушение прав и свобод приносит наиболее существенный вред личности, так как затрагивает наиболее важные ее интересы. Именно здесь гарантии прав личности должны быть особенно повышены"[1]. Ведь "сведения о наилучших правилах, которыми следует руководствоваться при уголовном судопроизводстве, важнее для человечества всего прочего в мире"[2]. Недаром в Основном Законе страны, прежде всего в главе 2 "Права и свободы человека и гражданина" (ст. ст. 17 - 64), уголовному судопроизводству отведено намного больше внимания, чем другим видам судопроизводства. Подобное положение вещей позволило, в частности, некоторым авторам утверждать, что ст. ст. 47 - 53 Конституции РФ имеют, по существу, не конституционно-правовой, а уголовно-процессуальный характер[3].

     Кроме того, "уголовно-процессуальное законодательство - с учетом его особой важности для защиты прав и свобод человека и гражданина и интересов общества в целом - наряду с уголовным законодательством максимально унифицировано путем кодификации"[4]. И это не случайно, поскольку "появление в регулировании уголовного судопроизводства нормативных положений, противоречащих Уголовно-процессуальному кодексу Российской Федерации, может создать неопределенность в правовом положении участников судопроизводства, привести к нарушениям прав и законных интересов граждан и в конечном счете - к дестабилизации единого правового пространства в сфере уголовного судопроизводства"[5].

     Сегодня единое правовое пространство в сфере уголовного судопроизводства подчинено ст. 6 УПК РФ "Назначение уголовного судопроизводства", ранее же - ст. 2 УПК РСФСР "Задачи уголовного судопроизводства". Таким образом, законодатель вместо категории "задачи" стал использовать категорию "назначение".

     Появление нового термина в уголовно-процессуальном законодательстве и соответственно в лексиконе уголовно-процессуальной науки при отсутствии его разъяснения в УПК РФ вызвало дискуссию о том, что же следует понимать под категорией "назначение".

     В современной российской уголовно-процессуальной науке принято рассматривать категорию "назначение" через синонимы. Так, по мнению одних ученых, категории "назначение" законодатель придает значение синонима задачи[6], по мнению других - цели[7].

     Отсутствие в законе интерпретации слова "назначение" позволяет применить правило языкового (грамматического) толкования, согласно которому "словам и выражениям закона следует придавать то значение, которое они имеют в соответствующем литературном языке, если нет оснований для иной их интерпретации"[8]. С позиции языкового (грамматического) толкования "назначение" - это область, сфера применения кого-чего-нибудь; цель, предназначение[9]. Следовательно, категории "назначение" соответствует синоним "цель", и в данном случае они являются полными синонимами.

     Итак, законодатель раскрывает смысл категории "назначение" через категорию "цель", являющуюся ее полным синонимом. Именно категория "цель" является ключом к пониманию и раскрытию положений ст. 6 УПК РФ "Назначение уголовного судопроизводства". Сделав этот вывод, остается выяснить, нет ли основания и для иной интерпретации категории "назначение".

     В процессуальной литературе существует мнение о синонимичности категорий "назначение", "цели" и "задачи". Некоторые авторы обосновывают такую позицию тем, что "и назначение, и цель, и задача означают "то, ради чего"[10], другие просто используют данные категории как взаимозаменяемые без обоснования[11].

     В основе такого подхода лежит взгляд большинства процессуалистов еще советского периода, которые, рассматривая задачи уголовного судопроизводства, предусмотренные ст. 2 УПК РСФСР, отождествляли категории "цели" и "задачи", не видя между ними никакой разницы[12] прежде всего с точки зрения этимологии русского языка[13].

     Законы логики требуют точного словоупотребления и различия смысловых объемов разных понятий[14], поэтому рассмотрим принятые в русском языке определения категорий "цели" и "задачи". Если под целью в русском языке понимают то, к чему стремятся, что надо осуществить[15], то под задачей - то, что требует исполнения, разрешения[16].

     Сопоставление и анализ данных определений позволяет сделать вывод о смысловом (семантическом) совпадении (тождественности) второй части определения термина "цели" - "то... что надо осуществить" с полным определением термина "задачи" - "то, что требует исполнения, разрешения". В данном случае налицо один и тот же смысл, выраженный разными словами.

     Из изложенного следует, во-первых, что категория "цель" больше по смысловому объему категории "задачи", во-вторых, эти категории являются частичными синонимами.

     Выше был сделан вывод, что законодатель, формулируя категорию "назначение", имел в виду категорию "цель", являющуюся ее полным синонимом. Замена этих категорий на частичный синоним "задача", меньший по смысловому объему и потому отражающий только одну сторону явления, неправомерна, поскольку не позволяет полно отразить существо изучаемого явления. Кроме того, подобное использование частичных синонимов "может привести к взаимному непониманию специалистов", что наблюдается, в частности, и в российской уголовно-процессуальной науке. Поэтому устранение использования таких синонимов желательно при упорядочении терминологии[17], как, например, это сделал законодатель в ряде нормативных правовых актов (ст. 1 УИК РФ, ст. 1 ТК РФ), рассматривая в качестве самостоятельных категорий "цели" и "задачи". Следовательно, нет никаких иных оснований для иной интерпретации категории "назначение", чем как через ее полный синоним - категорию "цель".

     Но подобный вывод не исключает того, что, как это принято в теории права, цель может быть представлена по форме выражения в законодательстве и в сознании лиц в виде цели-задачи[18]. Тем более что такое положение вещей вписывается и в наш ход рассуждений о соотношении с точки зрения русского языка категорий "цели" и "задачи", да и не противоречит положениям ст. 6 УПК РФ: когда соответствующие субъекты, осуществляющие уголовно-процессуальную деятельность в рамках предоставленных им полномочий не только стремятся достичь то, что им предписывается ст. 6 УПК РФ, но и сами непосредственно в своей деятельности осуществляют эти предписания. В последнем смысле цели "становятся определенными стандартами отношений или поведения"[19]. И здесь не случайно, что "единообразная практическая реализация правовых целей гарантирована государственной властью, в случае отклонения субъектов права от предписываемого направления включаются меры государственного воздействия, призванные корректировать их активность, направляя ее к необходимым результатам"[20].

      В связи с изложенным представляется неправильным мнение эксперта Совета Европы профессора университета Северного Лондона Билла Бауринга, который в своем заключении от 11 октября 2001 г. относительно ст. 6 о назначении уголовного судопроизводства недвусмысленно заявил: "Непонятно, зачем эту статью вообще нужно было включать в новый УПК. Кто и с какой целью будет ссылаться на положения этой статьи?"[21]. Тем не менее ссылки на положения ст. 6 УПК РФ присутствуют в судебных решениях[22].

     Таким образом, назначение уголовного судопроизводства или его цель - это когда соответствующие субъекты уголовно-процессуальной деятельности в рамках предоставленных им полномочий не только стремятся достичь, но и сами непосредственно в своей деятельности осуществляют:

- защиту прав и законных интересов лиц и организаций, потерпевших от преступлений (п. 1 ч. 1 ст. 6 УПК РФ);

- защиту личности от незаконного и необоснованного обвинения, осуждения, ограничения ее прав и свобод (п. 2 ч. 1 ст. 6 УПК РФ).

     Кроме того, согласно ч. 2 ст. 6 УПК РФ уголовное преследование и назначение виновным справедливого наказания в той же мере отвечают назначению уголовного судопроизводства, что и отказ от уголовного преследования невиновных, освобождение их от наказания, реабилитация каждого, кто необоснованно подвергся уголовному преследованию.

     В современной английской юридической литературе встречаются утверждения, что защита прав и свобод обвиняемого является не целью уголовного процесса, а важным условием, при обязательном соблюдении которого должно осуществляться действительно фундаментальное его предназначение - предупреждать преступления, осуждать виновных и оправдывать невиновных. В немецкой, французской и российской литературе, напротив, склоняются к признанию такой защиты приоритетной целью наряду с защитой общества и потерпевших от преступлений[23]. То же самое, что указано в литературе стран романо-германской системы, нашло отражение и в ст. 6 УПК РФ, положения которой были приведены выше.

     Анализ положений ст. 6 УПК РФ позволяет прийти к следующим выводам.

     Во-первых, систематическое толкование положений ч. ч. 1, 2 ст. 6 УПК РФ и ч. ч. 1, 4 ст. 7 УПК РФ однозначно свидетельствует, что полномочиями для достижения назначения уголовного судопроизводства обладают только компетентные государственные органы, их должностные лица, а также суд.

                И это закономерно, потому что только прокурор, следователь, орган дознания, дознаватель, а также суд вправе в рамках предоставленных им полномочий заниматься применением права[24] (ч. 1 ст. 7 УПК РФ) и принимать юридически значимые решения, определяющие ход и исход уголовного дела (ч. 4 ст. 7 УПК РФ). "Поэтому именно они являются направляющей и решающей силой процесса. Совершенно естественно, что в таких условиях реализация прав иных участников процесса целиком зависит от того, как будет обеспечена им эта возможность со стороны должностных лиц"[25] соответствующих правоохранительных органов и суда, именно через действия которых по защите (ч. 1 ст. 6 УПК РФ) и решения, являющиеся в любом случае результатом этой деятельности (ч. 2 ст. 6 УПК РФ), физические (например, обвиняемый, защитник, потерпевший) и юридические (в качестве потерпевшего (ч. 1 ст. 42 УПК РФ)) лица, участвующие в деле, реализуя свои права, содействуют тем самым достижению назначения уголовного судопроизводства.

     Во-вторых, из анализа положений ч. 1 ст. 6 УПК РФ следует, что законодатель раскрывает п. п. 1 и 2 этой нормы через такую категорию, как "защита".

     В юридической литературе категорию "защита" рассматривают в двух аспектах: а) в узком как уголовно-процессуальную функцию, под которой понимается процессуальная деятельность субъектов стороны защиты (обвиняемого, а также его законного представителя, защитника, гражданского ответчика, его законного представителя и представителя (п. 46 ст. 5 УПК РФ)), направленную на опровержение полностью или частично обвинения, выявление обстоятельств как оправдывающих обвиняемого, так и смягчающих его наказание, а также на отстаивание его прав и законных интересов[26]; б) в широком как конституционно-правовую категорию. В последнем случае защита - это "деятельность, которая состоит в охране личности от незаконных нарушений ограничений прав, свобод, интересов, в предупреждении этих нарушений и ограничений, а также в возмещении причиненного вреда, если предупредить или отразить нарушение от ограничения не удалось"[27].

     Так, по мнению М.О. Баева, в п. 1 ч. 1 ст. 6 УПК РФ речь идет о защите в широком смысле слова (основа - ст. 45 Конституции РФ), ее осуществляют компетентные государственные органы и должностные лица, а в п. 2 ч. 1 ст. 6 УПК РФ - об одном из важнейших уголовно-процессуальных институтов - институте защиты, точнее, об адвокате - защитнике обвиняемого (подозреваемого), поскольку для него осуществление защиты по уголовным делам - единственная цель и смысл его участия в судопроизводстве[28].

     Признать верной такую позицию в полной мере не представляется возможным потому, что, встав на нее полностью, это означало бы признание того, что государство в лице своих компетентных органов, их должностных лиц и суда самоустранилось от выполнения назначения уголовного судопроизводства в части защиты личности от незаконного и необоснованного обвинения, осуждения, ограничения ее прав и свобод (п. 2 ч. 1 ст. 6 УПК РФ), поручив ее адвокату-защитнику[29].

     Но такое положение вещей не соответствует действующему законодательству Российской Федерации. На это указывают следующие обстоятельства:

     - именно на компетентные государственные органы, их должностные лица - прокурора, следователя, орган дознания, дознавателя, а также суд государство возложило конституционную обязанность по защите прав и свобод человека и гражданина (ст. ст. 2, 18, ч. 1 ст. 45, ч. 1 ст. 46, ст. 52 Конституции РФ), причем независимо от того, каково процессуальное положение субъекта, является ли он потерпевшим либо подозреваемым (обвиняемым), главное, чтобы его права и свободы нуждались в защите;

     - с точки зрения систематического толкования, как было выяснено выше, положений ч. ч. 1, 2 ст. 6 УПК РФ и ч. ч. 1, 4 ст. 7 УПК РФ полномочиями для достижения назначения уголовного судопроизводства обладают только компетентные государственные органы, их должностные лица, а также суд. Иные же участники уголовного судопроизводства, в том числе адвокат-защитник, именно через действия и решения прокурора, следователя, органа дознания, дознавателя, а также суда, реализуя свои права, тем самым содействуют достижению назначения уголовного судопроизводства;

     - из правовой позиции Конституционного Суда РФ следует, что "по своему конституционно-правовому смыслу в системе норм уголовно-процессуального законодательства содержащиеся в ней (ч. 2 ст. 15 УПК РФ. - Примеч. авт.) положения как не предполагающие ограничение действия конституционного принципа состязательности не освобождают должностных лиц государственных органов - участников уголовного судопроизводства со стороны обвинения от выполнения при расследовании преступлений и судебном разбирательстве уголовных дел конституционной обязанности по защите прав и свобод человека и гражданина, в том числе от незаконного и необоснованного обвинения, осуждения, иного ограничения прав и свобод"[30] (п. 2 ч. 1 ст. 6 УПК РФ).

     В связи с этим представляется не основанной на законе позиция тех ученых, которые полагают, что "законодатель, отнеся прокурора, следователя, дознавателя и орган дознания к стороне обвинения, тем самым сориентировал государственные органы и должностных лиц на охрану прежде всего самого государства, потерпевшего и гражданского истца, предоставив обвиняемому самостоятельно предпринимать шаги по охране своих прав"[31], и тех, кто понимает положения ч. 2 ст. 15 УПК РФ как освобождающие субъекта, осуществляющего уголовное преследование, от необходимости выявлять обстоятельства, оправдывающие подозреваемого, обвиняемого, либо смягчающие его ответственность[32].

     Итак, исходя из вышеизложенных положений Конституции РФ, УПК РФ и правовой позиции Конституционного Суда РФ следуют два вывода: а) категория "защита" однозначно используется законодателем в ч. 1 ст. 6 УПК РФ в конституционно-правовом смысле, когда компетентные государственные органы, их должностные лица, а также суд выполняют свою конституционную обязанность по защите прав и свобод человека и гражданина, в том числе и от незаконного и необоснованного обвинения, осуждения, ограничения прав и свобод (п. 2 ч. 1 ст. 6 УПК РФ); б) несмотря на то что должностные лица государственных органов представляют сторону обвинения и соответственно осуществляют функцию обвинения (уголовного преследования), это не освобождает их от выполнения при расследовании преступлений и судебном разбирательстве уголовных дел конституционной обязанности по защите прав и свобод человека и гражданина, в том числе от незаконного и необоснованного обвинения, осуждения, иного ограничения прав и свобод, и последнее не ограничивает действие конституционного принципа состязательности.

     И в этом нет ничего странного - ведь, как верно отмечал М.С. Строгович, тот же следователь, выполняя обвинительную функцию, т.е. привлекая к уголовной ответственности и изобличая обвиняемого, в то же время защищает права и законные интересы обвиняемого. Следователь не только представляет обвиняемому и его защитнику возможности для защиты, но и обязан исследовать все обстоятельства, свидетельствующие в пользу обвиняемого, собирать и проверять все доказательства, оправдывающие обвиняемого или смягчающие его ответственность. При этом полная уверенность в виновности обвиняемого может быть достигнута следователем лишь тогда, когда по делу исчерпаны все средства защиты обвиняемого; уличающие обвиняемого обстоятельства получают полную силу лишь тогда, когда все оправдывающие обвиняемого обстоятельства были опровергнуты или оказались не способными поколебать обвинение. Пока же оправдывающие обвиняемого обстоятельства остаются невыясненными, продолжают оставаться спорными обстоятельства, уличающие обвиняемого[33].

     В-третьих, из ч. 2 ст. 6 УПК РФ вытекает, что для законодателя и соответственно для правоприменителя назначению уголовного судопроизводства отвечает не только уголовное преследование и назначение виновным справедливого наказания, но в той же мере и отказ от уголовного преследования невиновных, освобождение их от наказания, реабилитация каждого, кто необоснованно подвергся уголовному преследованию. В последнем случае, по крайней мере с точки зрения уголовно-процессуального закона, "оправдательный приговор перестает считаться чрезвычайным происшествием, влекущим порой негативные последствия для следователя, прокурора, а иногда и судей и которого соответственно нужно избегать любыми средствами, а становится вполне допустимым исходом, одним из возможных результатов расследования и рассмотрения дела"[34].

     Например, государственные обвинители, как следует из п. 26 Рекомендаций R (2000) 19 Комитета министров государствам - членам Совета Европы "О роли государственного обвинителя в системе уголовного правосудия", принятых Комитетом министров 6 октября 2000 г. на 724-м заседании заместителей министров, "должны обеспечивать равенство перед законом, принимать надлежащие меры в отношении обвиняемого, а также принимать во внимание все необходимые обстоятельства, независимо от того, говорят они в пользу обвиняемого или наоборот"[35].

     Для государственного обвинителя[36], осуществляющего в суде уголовное преследование согласно п. 1.8 Приказа Генерального прокурора РФ от 20 ноября 2007 г. N 185 "Об участии прокуроров в судебных стадиях уголовного судопроизводства" (далее - Приказ N 185), считается "ненадлежащим исполнением служебного долга... необоснованный отказ государственного обвинителя от обвинения либо требование о вынесении обвинительного приговора при отсутствии доказательств виновности подсудимого"[37].

     Чтобы этого не произошло, п. 2 Приказа N 185 предписывает "государственным обвинителям тщательно готовиться к участию в судебном разбирательстве. До начала судебного заседания детально изучать материалы уголовного дела, объективно оценивая в совокупности все собранные доказательства - как уличающие, так и оправдывающие обвиняемого". В целом же государственные обвинители должны "всемерно способствовать установлению фактических обстоятельств дела с целью вынесения судом законного, обоснованного и справедливого решения" (п. 3 Приказа N 185), что в их деятельности означает способствование установлению "отражающих действительное состояние, соответствующих фактам"[38] обстоятельств дела или, иначе, способствование им установлению истине, т.е. тому, что "существует в действительности, отражает действительность"[39]. Таким образом, с точки зрения этимологии русского языка способствование установлению фактических обстоятельств дела равнозначно способствованию установлению истины.

     Правильность подобного вывода подтверждается п. 1.12 Приказа Генерального прокурора РФ от 27 ноября 2007 г. N 189 "Об организации прокурорского надзора за соблюдением конституционных прав граждан в уголовном судопроизводстве" (далее - Приказ N 189), где указано, что государственные обвинители должны "всемерно способствовать установлению судом истины, необходимой для вынесения судом законного, обоснованного и справедливого решения"[40]. Содержание истины в любой области знания определяется тем, на что направлено исследование. Прокурор, поддерживая государственное обвинение, обеспечивает его законность и обоснованность (ч. 3 ст. 37 УПК РФ), значит, его деятельность направлена на поддержание законности и обоснованности обвинения.

     Для достижения истины в суде государственному обвинителю целесообразно идти путем всестороннего, полного и объективного исследования обстоятельств дела. Об этом свидетельствует анализ юридической литературы и практики[41].

     Так, согласно п. 1.12 Приказа N 189, государственные обвинители должны "последовательно проверять полноту, всесторонность и объективность собранных в процессе предварительного расследования доказательств".

     Для государственного обвинителя в суде требование всесторонности означает, что он должен исследовать все возможные по делу версии, не только версию(и) обвинения, но и версию(-и) защиты; требование полноты означает, что он должен собрать и исследовать все доказательства, устанавливающие как виновность подсудимого, так и "констатирующие отсутствие события или состава преступления либо недоказанность участия обвиняемого в совершении преступления, и при этом исчерпаны все"[42] предусмотренные уголовно-процессуальным законом возможности для собирания доказательств; требование объективности означает, что он должен одинаково, без предубеждения, предвзятости и только на основании закона исследовать как обвинительные, так и оправдательные доказательства.

     Итак, прежде всего, обеспечивая торжество законности, всесторонность, полноту и объективность исследования обстоятельств уголовного дела, прокурор поддерживает перед судом государственное обвинение (ст. 246 УПК РФ)[43].

     И, наконец, в-четвертых, соотношение между ч. ч. 1 и 2 ст. 6 УПК РФ может быть представлено в виде соотношения диалектических категорий: содержание и форма, где соответственно ч. 1 - это содержание, а ч. 2 - форма.

     В философской литературе принято считать, что "форма и содержание - это противоположности, находящиеся в единстве, это разные полюсы одного и того же. Их неразрывное единство выявляется в том, что определенное содержание "облекается" в определенную форму"[44].

     Так, деятельность, направленная на защиту прав и законных интересов лиц и организаций, потерпевших от преступлений (п. 1 ч. 1 ст. 6 УПК РФ), является содержанием по отношению к своему внешнему проявлению - форме, выражающейся в уголовном преследовании и назначении виновным справедливого наказания (ч. 2 ст. 6 УПК РФ). Здесь налицо то, что положения п. 1 ч. 1 ст. 6 УПК РФ и ч. 2 ст. 6 УПК РФ являются противоположностями, находящимися в неразрывном единстве, когда определенное содержание облекается в определенную форму. То же самое наблюдается и тогда, когда деятельность, направленная на защиту личности от незаконного и необоснованного обвинения, осуждения, ограничения ее прав и свобод (п. 2 ч. 1 ст. 6 УПК РФ), как содержание находит свое внешнее выражение (форму) в отказе от уголовного преследования невиновных, освобождении их от наказания, реабилитации каждого, кто необоснованно подвергся уголовному преследованию (ч. 2 ст. 6 УПК РФ).

      Единство формы и содержания предполагает их относительную самостоятельность[45]. Она проявляется в том, что: а) одно и то же содержание может облекаться в различные формы. Например, содержание, заключающееся в деятельности, направленной на защиту прав и законных интересов лиц и организаций, потерпевших от преступлений (п. 1 ч. 1 ст. 6 УПК РФ), может облекаться в такие формы, как уголовное преследование и назначение виновным справедливого наказания (ч. 2 ст. 6 УПК РФ), так и отказ от уголовного преследования невиновных, освобождение их от наказания, реабилитации каждого, кто необоснованно подвергся уголовному преследованию (ч. 2 ст. 6 УПК РФ); б) одна и та же форма может быть с различным содержанием. Скажем, форма, заключающаяся в отказе от уголовного преследования невиновных, освобождении их от наказания, реабилитации каждого, кто необоснованно подвергся уголовному преследованию (ч. 2 ст. 6 УПК РФ), может быть с различным содержанием, состоящем как в деятельности, направленной на защиту личности от незаконного и необоснованного обвинения, осуждения, ограничения ее прав и свобод (п. 2 ч. 1 ст. 6 УПК РФ), так и в деятельности, направленной на защиту прав и законных интересов лиц и организаций, потерпевших от преступлений (п. 1 ч. 1 ст. 6 УПК РФ).

     Но каково бы ни было соотношение между категориями "содержание" и "форма", представленными соответственно в положениях ч. ч. 1 и 2 ст. 6 УПК РФ, это не меняет сущности уголовного судопроизводства, которая выражается в заинтересованности государства и соответственно его органов в том, чтобы уголовному преследованию и справедливому наказанию подвергся именно виновный в совершении преступления, а не мнимый преступник, проходящий по уголовному делу в качестве подозреваемого, обвиняемого, чьи права и законные интересы также подлежат ими защите наравне с правами и законными интересами потерпевшего. Поэтому отказ от уголовного преследования невиновных, освобождение их от наказания, реабилитация каждого, кто необоснованно подвергся уголовному преследованию, также являются закономерным итогом деятельности компетентных государственных органов, их должностных лиц и суда, конечно, в рамках предоставленных им полномочий.