Смирнов. А.В. Презумпция преступной небрежности // http://www.iuaj.net/node/2027/

Смирнов А.В. профессор, доктор юридических наук

Доказать – значит установить факты, необходимые для принятия решения по делу. При этом факты есть не что иное, как суждения относительно тех или иных конкретных событий и деяний, приписывающие им свойство существования. Наряду с доказательствами (сведениями о реальных или воображаемых фактах) в доказывании используются и многочисленные формальные средства. Среди них наиболее изучены презумпции, хотя и здесь имеется непаханое поле для будущих исследований.

Здесь мы продолжаем серию своих выборочных публикаций (см.: https://zakon.ru/blog/2016/05/08/ugolovnopravovye_prezumpcii) о презумпциях, причем тех, которые до сих пор как бы неизвестны, хотя всегда и у всех на виду и ежедневно используются практикующими юристами. Это первая попытка дать очерк этих таинственных средств, которые, впрочем, больше напоминают «прозу», на которой месье Журден из «Мещанина во дворянстве» Мольера, сам того не ведая, изъяснялся ежедневно.

Презумпция есть условное признание юридическим фактом вероятного обстоятельства, связываемого с наличием другого – провоцирующего юридического факта, до тех пор, пока нет доводов в пользу обратного. То есть структура понятия презумпции включает в себя, по крайней мере, три элемента: искомое положение – факт А, провоцирующий факт В, ipso jure приводящий презумпцию в действие, и, факультативно, опровергающие презумпцию доводы (С).

Вот пример одной из фундаментальных уголовно-правовых презумпций.

Преступление признается совершенным по небрежности, если лицо не предвидело возможности наступления общественно опасных последствий своих действий (бездействия), хотя при необходимой внимательности и предусмотрительности должно было и могло предвидеть эти последствия (ч. 3 ст. 26 УК РФ).

Здесь скрыта имплицитная, односторонняя, обвинительная, сильная презумпция того, что лицо могло предвидеть наступление этих общественно опасных последствий своих действий. Причем говорится не о предвидении возможности их наступления, а гораздо более категорично – о предвидении самого их наступления, т.е. данное лицо, по логике закона, могло точно знать, что последствия наступят. Эта определенность облегчает объединение в единую формулу понятий «могло» и «должно» – ведь если лицо точно могло знать последствия, то почему бы не поставить ему это в обязанность?[1] Однако поскольку лицо последствия своего поведения на самом деле не предвидело (иначе была бы другая форма вины), то сравнение обычно проводится с абстрактным средним человеком, который мысленно поставлен в аналогичные условия. То есть априорно принимается, что реальный обвиняемый и абстрактный, но должным образом («необходимо») внимательный и предусмотрительный человек, между собой полностью тождественны, что является лишь условным допущением. В результате способность конкретного обвиняемого предвидеть последствия своего деяния (а значит, и его к этому обязанность) определяется «на глазок», на основании обстоятельств, относящихся к объективной стороне преступления (на профессиональном жаргоне – «по объективке»), а по преступлениям со специальным субъектом – исходя из общих представлений о возможностях лиц, входящих в такую же группу.

Так, например, суд в приговоре по конкретному делу указал:

«По делу бесспорно установлено, что …Кутилов, находясь на парковке возле кафе, … в ходе конфликта с ранее незнакомыми ему  … и другими лицами, по неосторожности причинил тяжкий вред здоровью …, произведя выстрел из травматического пистолета ..., являющегося огнестрельным оружием ограниченного поражения, при этом пуля попала потерпевшему в голову. Между действиями Кутилова и наступившими последствиями в виде тяжкого вреда здоровью … имеется прямая причинно-следственная связь.

Судом установлено, что подсудимый в ходе совершения преступления не предвидел (курсив мой – А.С.) возможности наступления общественно опасных последствий своих действий в виде тяжкого вреда здоровью потерпевшего. В силу своего возраста, жизненного и профессионального опыта – подсудимый работает охранником и постоянно имеет дело с оружием, наличия специальной подготовки по обращению с оружием, Кутилов несомненно мог и должен был предвидеть, что при определенных обстоятельствах, в том числе при падении, из пистолета, находящегося у него в руке, может быть произведен выстрел, и, в случае такового, находящемуся рядом человеку может быть причинен тяжкий вред здоровью, однако в силу отсутствия с его стороны необходимой внимательности и предусмотрительности, не предвидел таких последствий».[2]

И хотя суд утверждает, что виновный «несомненно» мог и должен был предвидеть, что пистолет при падении выстрелит, тем не менее, ясно, что этот вывод им сделан лишь из предположения, что Кутилов должен был проходить специальную подготовку по обращению с оружием, поскольку работал частным охранником. Суд здесь мысленно сравнивает поведение виновного с нормативными навыками абстрактного выпускника школы частных охранников, не прибегая к дальнейшей конкретизации.

Лишь в некоторых случаях (обычно по делам об  автотранспортных преступлениях, авиационных, железнодорожных, воднотранспортных происшествиях, авариях на производстве)  вывод о том, что лицо могло предвидеть опасные последствия, делается из заключения технического эксперта, сравнивающего поведение обвиняемого с некими абстрактно-нормативными показателями (например, скоростью нормальной реакции при торможении), либо вообще из результатов следственного эксперимента, который обычно проводится с участием других лиц. Поэтому такого рода выводы заведомо оставляют сомнения в отношении способности обвиняемого предвидеть вредные последствия своих действий.

Тем не менее, поскольку речь при небрежности идет именно о презумпции, она в принципе может быть опровергнута, для чего в настоящее время созрели достаточные возможности.[3] Так, например, на разрешение инженерно-психиатрической могут быть предложены следующие вопросы:

- находился ли субъект в момент совершения конкретных действий в конфликтном психическом состоянии (стресс, аффект, фрустрация и др.);

- как могло повлиять на выполнение профессиональных функций данное состояние;

- соответствуют ли психические возможности обследуемого лица требованиям ситуации происшествия;

- имелись ли в соответствующих технических средствах эргономические недостатки, обусловившие ошибочность действий оператора?[4]

Однако попытки доказывать, в т.ч. с помощью судебно-психологической экспертизы, индивидуальную способность конкретного лица предвидеть или установить его неспособность предвидеть такие последствия судебной практикой до сих пор воспринимаются крайне осторожно и избирательно – при доказывании не столько преступной небрежности, сколько обстоятельств, исключающих преступность деяния (необходимая оборона, крайняя необходимость, обоснованный риск, непреодолимое принуждение), когда также нередко возникает потребность выяснения родственных небрежности обстоятельств, например, при исследовании вопроса, могло ли оборонявшееся лицо предвидеть, исходя из своих индивидуально-психологических особенностей, а также сложившейся ситуации, что причинение им вреда посягающему явно превышает вред, необходимый для защиты? [5]

Презумпция преступной небрежности относится к категории особо сильных: мало того, что бремя опровержения небрежности лежит на стороне защиты в степени «вне разумных сомнений», на практике для ее опровержения пока что необходимы и дополнительные исключительные обстоятельства, связанные с повышенной общественной значимостью и резонансом, вызванным данным преступлением.

Так, в частных криминалистических ситуациях, в которых лицо само поставило себя в положение, когда ни оно, ни любой другой «среднестатистический» человек фактически не могли предвидеть возможность наступления общественно опасных последствий таких действий, что доказано материалами дела, оно, тем не менее, признается действовавшим преступно небрежно, то есть считается, что лицо не только должно было, но и могло предвидеть вредные последствия. Например, субъект многократно превысил скорость движения своего транспортного средства, при которой никакой нормальной человеческой реакции не хватило бы на предотвращение наезда на пешехода, либо привело себя в неадекватное состояние алкоголем, наркотиком и т.п. Причем этот вывод в принципе не может быть опровергнут, то есть в таких случаях мы имеем дело даже не с презумпцией, а с частной юридической фикцией.