Гмырко В. П. Доказывание в уголовном процессе: деятельностная парадигма. Теоретический анализ. Проблематизация. СМД-репрезентация. Днепропетровск: Академия таможенной службы Украины, 2010. – 314 с. (на укр.яз.)

Гмирко В. П. Доказування в кримінальному процесі: діяльнісна парадигма. Теоретичний аналіз. Проблематизація. СМД-репрезентація: Дніпропетровськ: Академія митної служби України, 2010. – 314 с.

УДК 343. 14

Автор:

В. П. Гмырко, кандидат юридических наук, доцент, декан юридического факультета Академии таможенной службы Украины.
E-mail: gmyrkovp@gmail.com

Рецензенты:

Н.Е. Шумило, доктор юридических наук, профессор,
проректор Национальной академии Службы безопасности Украины.

Л.Н. Лобойко, доктор юридических наук, доцент, начальник кафедры уголовного процесса Днепропетровского государственного университета внутренних дел

Исходя из результатов осмысления доктринальных воззрений, представленных в современной процессуалистике, в монографии предлагается новая концептуальная схема доказывания в уголовном процессе, основанная на использовании положений системомыследеятельностной методологии.
Рассматривая деятельность доказывания в уголовном процессе как составную часть принятия правовых решений, автор последовательно рассматривает содержательную проблематику ее цели, способа, средств, носителей, процесса преобразования исходного материала в искомый продукт.
Книга адресована, в первую очередь, преподавателям, аспирантам и студентам юридических учебных заведений, а также всем тем, кто интересуется проблемами доказывания в уголовном процессе.

ОТ АВТОРА

Замысел написать предлагаемую читателю монографию возник у меня в начале девяностых годов прошлого столетия как плод размышлений, связанных с формированием собственной научной позиции в отношении фундаментального методологического вопроса теории доказывания: что же является целью доказывания в уголовном процессе?
В свою очередь, это намерение было инициировано в конце восьмидесятых годов отчетливым ощущением “разрыва” между тем, что непоколебимо и оптимистически утверждалось в “священных” философских и процессуальных текстах, посвященных проблеме истины, и тем, что реально происходило в практике доказывания, подчас весьма трагической …
В знаниевом й социальном планах к размышлениям на тему истины меня подтолкнуло критическое звучание произведений выдающегося философа современности К. Р. Поппера (тут прежде всего необходимо отметить его работу “Логика и рост научного знания”), подкрепленное атмосферой научного “свободомыслия” наступившей “перестроечной” эпохи.
В контексте рефлексий над деятельностью доказывания у меня step by step начали возникать сомнения в отношении методологической дееспособности “классической” правовой конструкции “собирание, проверка и оценка доказательств с целью установления обстоятельств, имеющих значение для правильного разрешения дела”, и далее служить ее парадигмальной основой. Иначе говоря, я начал все более и более серьезно думать: а возможно ли вообще “зашнуровать” поток этой сложной “мыследеятельности” в упомянутый теоретический схематизм?
В середине 1998 г. я начал писать конспект лекций на тему “Доказывание в уголовном процессе”, однако тогдашняя парадигмальная логика совершенно прогнозировано (к сожалению, я это понял много позже) начала “разворачивать” меня, как и абсолютное большинство советских и постсоветских процессуалистов в направлении поиска “единственно правильной” сути процессуальных доказательств.
Воистину, ничего не поделаешь: пришлось на четыре года отложить в стол все ранее написанное и плотно заняться, как оказалось, неблагодарной попыткой доказать эту sit venia verbo процессуальную теорему П. Ферма. В результате в октябре 2002 г. появилась небольшая брошюра “Кримінальнопроцесуальні докази: поняття, структура, характеристики, класифікація” (“Уголовно-процессуальные доказательства: понятие, структура, характеристики, классификация”- http://twirpx.com/file/19/283/)
В ней, с одной стороны, я все-таки набрался окаянства совершить покушение на “святая святых” отечественной теории доказывания – монументальную идею законодательного определения общего понятия “доказательство”, стремясь обосновать отсутствие теоретического й практического raison d’être и в дальнейшем сохранять эту нормативную fаta morgana, а с другой – попытался изложить собственные суждения по поводу проблемы допустимости процессальных доказательств, которая всегда оставалась непочатой целиной советской процессуалистики.
Все более и более погружаясь в проблематику деятельности доказывания в уголовном процессе, я вынужден был сделать неутешительный вывод: писать конструктивно на темы доказывания на основе теоретического схематизма “собирание, проверка и оценка доказательств” и официозов “отражательной” методологии стало (по крайней мере, для меня) невозможным...
Поиски же новой теоретической парадигмы вывели меня на системомыследеятельностную методологию (СМД-методология), основы которой разработаны в пятидесятых – шестидесятых годах прошедшего столетия выдающимся российским ученым-подвижником Г. П. Щедровицким и его последователями из Московского методологческого кружка (ММК).
Креативы СМД-методологии я стремился направить прежде всего на разработку абриса новой концептуальной основы института доказывания в уголовном процессе, предприняв в ее рамках попытку (надеюсь, не провальную) деяльностной интерпретации его категориально-понятийного ряда, начиная от “цели” деятельности доказывания и до ее конечного “продукта”.
Хотел бы акцентировать: в этой работе я стремился сконструировать концепт доказывания как юридической технологии “замещения” некоего праворелевантного “жизненного” события эпистемологическими (знаниевыми) еди-ницами – “фактами” – с последующим “изготовлением” на их основе специальных семантических форм – искомых юридических конструкций.
Поэтому в представляемой монографии концепт деятельности доказывания в уголовном процессе охватывает ситуации “установления” с необходимой мерой вероятности – от правдоподобия до достоверности – не только различных обстоятельств прошлого, но и сегодняшнего, и будущего, –необходимых для принятия разнообразных правовых решений.
Думаю,что внимательный читатель сможет отметить: эта монография писалась без характерной для подобных робот традиционной привязки к национальному (украинскому) процессуальному законодательству. Такой подход сделал возможным для меня выход в рефлексивную позицию незаангажированного юриста-аналитика, позволяя тем самым как бы подняться над обыкновениями и оформленностями “в стандарт”, и писать в чисто теоретико-проектном плане, используя отечественное (украинское) и иностранное процессуальное законодательство в качестве иллюстративного, но не аргументационного материала.
С одной стороны, это освободило меня от обязанности, по крайней мере, в рамках настоящей монографии, концентрироваться на вопросах оптимизации действующего процессуального законодательства, а с другой – позволило сосредоточиться на разработке новой (системо-мыследеятельностной) парадигмы деятельности доказывания в уголовном процессе.
Достаточно критично, местами иронично относясь к изготовленному научному продукту, все-таки имею в Господе надежду, что как его положения, так и возможности самой мыследеятельностной методологии могут быть использованы процессуальной мыслью для подготовки теоретико-методологических оснований нового уголовного процесса, пригодного не только декларировать, но и реально обеспечивать адекватный ответ на вызовы современной пресступности.
Vice versa, речь идет прежде всего об осознанном переходе от процессуальной догматики и комментирования позитивного права – несмотря на их безусловную прагматику – к созданию концептуального фундамента для выполнения проектных робот по подготовке нового украинского УПК; на мой взгляд, ныне они совершаются скорее методом проб и ошибок, зачастую сводясь к причудливой эклектике фрагментов процесуальних форм уголовного процесса разных типов.
Пользуясь случаем, хотел бы вспомнить добрым словом моего незабвенного Учителя – блаженной памяти Рафаила Самуиловича Белкина – заслуженого деятеля науки РСФСР, доктора юридических наук, профессора, генерал-майора милиции, который в 1984 г. благославил меня на научную работу, привив неизбывный интерес к вопросам методологии.
Искреннее благодарен моим Уважаемым Рецензентам за доброжелательное отношение к работе и высказанные критику и ценные рекомендации, а доценту Д. Бочарову за непростой труд прочтения ее первой, еще весьма несовершенной редакции.
Теперь мне остается лишь выразить надежду, что предложенный тут подход к теме встретится, надеюсь, с конструктивной критикой, которая повлечет за собой развитие творческих дискуссий над вопросами организационного проектирования деятельности доказывания в уголовном процессе.

СОДЕРЖАНИЕ

Вступительное слово 4

Глава 1

Деятельность: “очевидная”, но неотрефлексированная “онтология” доказывания в уголовном процессе? 13
1.1. Науковедческое предуведомление 13
1.2. Анализ исходного материала: “несущие” аксиомы 14
1.3. Деятельность доказывания: обзор исходного понятийного аппарата 42
1.4. Общие выводы и проблематизации 86

Глава 2

Доказывание в уголовном процессе: опыт деятельностной рефлексии 89

2.1. Методологическое предуведомление 89
2.2. Структура функциональных мест деятельности доказывания в уголовном процессе 99
2.2.1. Функциональное место “Цель деятельности доказывания в уголовном процессе”  101
2.2.2. Функциональное место “Исходный материал” деятельности доказывания в уголовном процессе” 119
2.2.3. Функциональное место “Способ деятельности доказывания в уголовном процессе” 126
2.2.4. Функциональное место “Средства деяльности доказывания в уголовном процессе”  194
2.2.5. Функциональное место “Носители деятельности доказывания в уголовном процессе”  242
2.2.6. Функциональное место “Процесс преобразования деятельности доказывания в уголовном процессе”  253
2.2.7. Функциональное место “Продукт деятельности доказывания в уголовном процессе”  291

Выводы 302
Список использованных иностранных
литературных источников 310
 

ВЫВОДЫ

Завершая репрезентацию попытки осмыслить деятельность по доказыванию в уголовном процессе с позиций системомыследеятельностной методологии, представляю такие принципиальные выводы.

(1) Ретроспективный анализ концептуальных положений украинской теории доказывания в уголовном процессе дает основания утверждать: “несущей” конструкцией, его онтологической основой является фундаментальная категория деятельности.
Тем не менее, для процессуалистов, которые трудятся на ниве теоретической и организационно-проектной тематики деяльности доказывание данный тезис имеет характер трюизма, “обыкновения”, своего рода ритуального знака, который словно и не предусматривает собственного содержания.

(2) Реконструкция логики исследования фундаментальных вопросов доказывания (цель доказывания, его структура, место и роль в нем органов подготовительного и юрисдикционного производства, понятие, сущность и классификация доказательств etc.) убедительно показала, что работа над ними, как это не удивительно, осуществляется без привлечения принципиальных схем и категориального аппарата деятельностного подхода.
Иначе говоря, в науке отечественного уголовного процесса выявлена нестыковка, “разрыв” между деятельностным декларированием доказывания и недеятельностной практикой его теоретического овладения (осмысления).

(3) Этот теоретический вывод поставил задачу поиска такой деятельностной исследовательской программы, которая бы позволила в ее организационных рамках и стандартах “отрефлексировать” положения отечественной теории доказывания, побуждая ее к поиску и оформлению новых, более совершенных понятий.

(4) Эти поиски привели меня к системомыследеятельностной методологии (СМД-методология) как наддисциплинарному средству теоретического анализа феномена деятельности доказывания в уголовном процессе с последующим выходом в организационно-проектний план, принимая во внимание также теоретические схемы и концепты философской и психологической теорий деятельности.

(5) Исследовательский потенциал и креативы СМД-методологии позволили мне представить деятельность доказывания в уголовном процессе как сложную структуру определенным образом организованных и взаимосвязанных функциональных мест (ФМ): “цель” ↔ “исходный материал” ↔ “способ деятельности” ↔ “носители деятельности” ↔ “средства деятельности” ↔ “ процесс преобразования” ↔ “продукт деяльности”.
Раскладывая каждый отдельный элемент функциональной структуры деяльности доказывания на его составные, т. е. на “функцию” + “место” + “материал”, я нашел возможность представить каждый из них следующим образом.

5. 1. Функциональное место “Цель деяльности доказывания в уголовном процессе”

Предлагаю в процессуально-деяльностном контексте цель доказывания рассматривать как версию, т. е. как юридический знаниевый проект, подготовленный полицией.
Последняя как процессуальный исследователь наполняет нормативно номинированные “пустоты” упомянутого проекта им же созданным гипо-тетичным материалом о правнорелевантных фрагментах исследуемого события.
После проверки версии на “реализуемость” она или превращается в продукт деяльности доказывания – определенную искомую юридическую конструкцию, или, в случае неуспеха, провоцирует разработку новой, более плодотворной версии.
В рассматриваемом контексте я хотел бы также четко позициони- роваться: проблема истины в криминальном процессе состоит не в “открытии” ее единоправильной сути, не в ее мифологизации, а в определении ее реального функционального места в категориальном ряде деяльности доказывания как специфической познавально-проектной области.
Я настроен считать, что в доказательном диспозитиве “правда” – “совесть” – “истина” –“справедливость” философский концепт истины призван играть роль фундаментальной ценности – морально-познавательного идеала для носителей деяльности доказывание, ибо известно: “кто не стремится к вещам невозможным, никогда их не достигает”.
Итак, назначение категории истины в деятельности доказывания – организация системного поиска ошибок через процедуры критики и контр-критики.

5. 2. Функциональное место “Исходный материял деяльности доказывания в уголовном процессе”

Как исходный материал деяльности доказывания в работе рассматриваются деятельностные “организованности” – носители объективных “прединформационных” содержаний идеальных и материальних следов, т. е. определенные процессуальным законом лица и вещи.

Они “заходят” в деятельность доказывания с внешней, т. е. недеятельностной сферы (натуральной или техногенной), “втягиваются” в приписанную юридическую форму, т. е. процессуализируются.
Юрист, в зависимости от его правовой позиции, работает с ними как с “объектами оперирования”, используя соответствующие исследовательские процедуры.
В результате он получает нужные ему значения, фиксируя их в соответствующей знаковой форме, а далее “замещает” правнорелевантное “жизненное” событие или ситуацию этими созданными им знаниевыми (эпистемологическими) единицами – фактами.
Отсюда логически следует: факты – искомые (factum probandum) + доказываемые (factum probans) – ничто иное как социокультурные продукты, т. е. знания, изготовленные в сфере деяльности доказывания в уголовном процессе.
Они как “плоды” человеческих рук является конструкцией весьма уязвимой, поскольку в них словно “отпечатываются”, с одной стороны, все субъектные недостатки людского наполнения функционального места “Носители деяльности доказывания в уголовном процессе”, а с другой – все объективные недостатки взятой в широком плане практики выполнения исследовательских процедур деяльности доказывания.
Указанные констатации должны побуждать процессуальных носителей деяльности доказывание к постоянной критике фактов, критически анализировать ход их изготовления и вжиткування.
Итак, неоходимо признать: факты – это не то, что объективно существует вне сознания носителя деяльности, а то, что исследователь, имея основания, решил признать как факты. Поэтому должна быть развенчана глубоко укорененная в массовом процессуальном сознании мифологема про них как про объективно нерушимый феномен, который существует вне сознания юриста.

5. 3. Функциональное место “Способ деяльности доказывания в уголовном процессе”

Способ деяльности доказывания рассматривается в монографии как ее концептуальный регулятор, объективируемый структурой деятельностных организованностей, которую составляют три функциональных блока: (а) “ценностный” + (б) “организационный” + (в) “технологический”.
Ad (a). В составе этого блока необходимо прежде всего выделить ценности, как то, на чем должна “держаться” определенная деятельность, или, по крайней мере как то, что не должно нарушаться ее профессиональными “игроками”, сиречь “носителями”.
По моему мнению, ими могут быть такие принципы:
• продвижение к истине;
• презумпция невиновности;
• свобода от самоизобличения;
• favor defensionis;
• использование стороной обвинения лишь допустимых доказательств.
Ad (б). Организационный блок представлен концептом замисла как ведущей идеи, оформленной организационным принципом, на верстаке какого осуществляется организация блока представлений о материальном наполнении остальных функциональных мест деяльности доказывания (“цель”↔“исходный материал” ↔ “средства” ↔ “участники” ↔ “продукт”).
По моему мнению, в основу способа деяльности доказывание в уголовном процессе должен быть положен принцип судебного изготовления правовых конструкций на основании фактов, полученных в ходе судебной критики и контркритики доказательственного продукта стороны обвинения.
Содержание данного принципа раскрывается, по моему мнению, в таких положениях:
(1) Деятельность доказывания в уголовном процессе осуществляется в рамках двух основных “технологических” процедур – подготовительного и главного доказательственного производств, конструированных и реализуемых на собственных принципах.
(2) Доказательная продукция, изготовленная на подготовительном доказательственном производстве, имеет значение лишь для обеспечения внутренних нужд определенным образом организованной деяльности досудебного производств, а для главного доказательственного производства она имеет характер исходного материала, преобразованного затем в конечный продукт, чем завершается деятельность доказывания как замкнутого юридического целого.
(3) Уголовно-процессуальными доказательствами sensu stricto, по моему глубокому убеждению, должны признаваться только доказательства, сформированные в результате судебной коммуникации, осуществляемой участниками главного доказательного производства. Именно они должны использоваться сторонами и судом для обоснования собственных процессуальных позиций.
Эти доказательства, т.е. “проговоренные” в суде устные и письменные сообщения лиц, разнообразные предметы и документы можно называть, возвращаясь к историческим традициям, уголовно-судебными, или сокращенно – судебными доказательствами.
(4) Касаемо продукции, изготовленной в ходе подготовительного доказательного производства, то ее можно называть “материалами” или “техническими” доказательствами, которыми полиция и обвинительная власть оправдывают правильность собственных процессуальных решений; для суда эти sit venia verbo “доказательства” просто не должны существовать ex definitione.
Ad (в) В составе технологического блока можно выделить принципы, которые на них реализуется деятельность доказывания, трактованная как процесс преобразования исходного материала в нормативный продукт деяльности.
Технологические принципы деяльности доказывания в рамках ее способа раскассированы на три блока:

(а) блок общих технологических принципов;
(б) блок принципов подготовительного доказательственного произ- водства;
(в) блок принципов главного доказательственного производства.
В блоке (а) я вижу такие принципы:
• разделения деяльности доказывания на два самостоятельных производства;
• объективизма;
• непосредственности;
• нормативной оценки доказательств.
Блок (б) представляют принципы:
• інквізиційности (следственный принцип);
• компенсирования информационных возможностей стороны защиты.
К принципам блока (в) я отношу:
• состязательность (контрадикториейність);
• усность;
• надлежащую судебную процедуру.

5. 4. Функциональное место “Средства деяльности доказывания в уголовном процессе”

Под средствами деяльности доказывания я предлагаю понимать открытую систему функционально направленных знаний, познавательных операций, процедур и техник, которые используются в ходе формирования процессуального знания и изготовление юридических конструкций, а также их отстаивания в суде.
Средства, которые входят в состав этой системы, должны отвечать критериям:
(а) гуманизма;
(б) научной апробированности;
(в) верховенства права.
Если исходить из критерия принадлежности средств деяльности доказывания к порождающей их деяльности, все они могут быть классифицированы на две принципиальные группы:
(а) юридические средства деяльности доказывания;
(б) неюридические средства деяльности доказывания.
К первой группе средств, to my mind, можно отнести:
• конституционно-правовые средства;
• уголовно-процессуальные средства;
• уголовно-правовые средства;
• оперативно-розыскные средства;
• криминалистические средства;
• административно-правовые средства;
• гражданско-правовые средства.

Ко второй группе средств деяльности доказывания можно отнести:
• средства юридической этики;
• средства логики доказывания;
• средства общей и юридической психологии;
• средства теории принятия решений;
• средства судебной риторики.
Каталог уголовно-процессуальных средств может, в частности, содержать такие средства деяльности доказывания:
• принципы деяльности доказывания;
• заповеди оценивания допустимости доказательств;
• процессуальные конструкции:
(а) “предмет доказывания”;
(б) “состав процессуального доказательства”.
• процессуальные доказательства;
• доказательные действия (средства получения процессуальных доказательств);
• стандарты доказанности;
• презумпции;
• преюдиции;
• фикции.

5. 5. Функциональное место “Носители деяльности доказывания в уголовном процессе”

В качестве наполнения ФМ “Носители деяльности доказывания в уголовном процессе” я предлагаю понимать человеческий материал, взятый в системе его атрибутивных характеристик (биологических, психологических, интеллектуальных и социальных), “организованный” контекстом конкретной позиции в профессиональной деятельности, которая рутинно отправляется определенным ее носителем и нормативно обеспечена.
В структурном пространстве деяльности доказывания на подготовительном и главном доказательственном производствах можно прочертить соответственно такие ФМ.
На подготовительном доказательственном производстве рамками полисубъктного ФМ “Исследователи” должны охватывать ФМ “руководитель” + “организатор” + “исполнители” + “исследователь-оценщик”.
Все эти функциональные места должны наполняться полицейским, а также прокурорским материалом, “организованным” под соответствующую должность.
Структуру ФМ главного доказательственного производства, как это натурально вытекает из конструкции доказательственного дискурса, должны составлять такие функциональные места: “пропонент-критик” + “оппонент-критик” + “ арбитр-критик”.
5. 6. Функциональное место “Преобразовательный процесс дея- тельности доказывания в уголовном процессе”

В настоящей работе в основу понимания сути преобразовательного процесса деяльности доказывания в уголовном процессе положен его методологический концепт как целостного образования, которое охватывает собою:
(а) представление оргпроектанта о продукте процесса;
(б) начало процесса (определенное знание как его исходный материал);
(в) определенные технологические отрезки;
(г) совокупность операций, осуществляемых на них + связи между ними;
(д) связи между отрезками;
(е) промежуточные продукты;
(ж) конец процесса (новое юридическое знание как продукт процесса).
Если руководствоваться логикой деятельностного схематизма “исходный материал” ↔ “следование во времени” ↔ “преобразование” ↔ “продукт” и логикой доказывания, то преобразовательный процесс деяльности доказывания в уголовном процессе можно разделить на две стадии.
Стадия-А “Изготовление юридических конструкций на подгото- вительном доказательственном производстве (ПДП)”, которую образуют две фазы:
• фаза-1 “Проектирование искомой юридической конструкции”;
• фаза-2 “Проверка проекта юридической конструкции на реализуемость”.
Стадия-Б “Исследование юридических конструкций ПДП в главном доказательственном производстве (ГДП)”, которую также образуют две фазы:
• фаза-1 “Отстаивание (представление) сторонами правовых позиций”;
• фаза-2 “Формирование юридических конструкций на главном доказательственном производстве”.
Таким образом, на “вход” деяльности доказывания на основе и по поводу действительных или предполагаемых оказий (“событий”) заходит разнообразнейший знаковый исходный материал, который втягивается в сферу процессуальной мыследеятельности, где он подвергается целенаправленной последовательной переработке, “прокатывается”, так сказать, между технологическими “вальцами” стадий, фаз и подфаз преобразовательного процесса.
В результате создаются интеллектуальные “плоды” – разнообразные факты, из которых с помощью логических и юридических средств “выстраиваются” желательные деятельностные “организованности”. Речь идет про формы юридического инобытия упомянутых “оказий”, прежде всего, “признаки преступления”, “состав преступления”, “виновность обвиняемого”, объединенные собирательным названием “продукт” деяльности доказывания, правильность или неправильность которых в дальнейшем определяется судом.

5. 7. Функциональное место “Продукт деяльности доказывания в уголовном процессе”

Как продукт деяльности доказывания в уголовном процессе есть основания рассматривать правовой эпистемологический “заменитель” (конструкт) некоей правнорелевантной “жизненного” события (ситуации) прошлого, сегодняшнего или будущего.
Этот вывод целиком согласуется и оправдывается требованием СМД-методологии демаркировать контуры “жизненного” и “деятельностного”, в нашем случае, юридического, последовательно разводя в мысли и деле эти два параллельные “миры”, сохраняя одновременно их самодостаточность и ценности, т. е. не отождествляя и не смешивая их.
В деятельности доказывания упомянутый заменитель юристами оформляется и репрезентуется знаковой “организованностью” – конкретной юридической конструкцией, спроектированной и изготовленной стороной обвинения из знаниевого материала, в рамках возможностей ее ситуации, конкретного времени и места.
Продукт деяльности доказывания в уголовном процессе, по моему мнению, есть основания трактовать ее как сложную процессуальную знаниеву конструкцию, выраженную в знаковой форме.
На структуру ее элементов составляются следующие “конструкционные” компоненты, каждый из которых имеет собственную функцию в рамках юридической конструкции как замкнутого правового целого:
(А) Нормативный компонент
Нормативным компонентом конструкции “Продукт деяльности доказывания” есть процессуальная знаниевая конструкция “предмет доказывания” конкретного процессуального решения, которая в ее структуре выполняет функцию нормативной организации проектного содержания конкретной юридической конструкции.
(Б) Доказательный компонент
Доказательный компонент продукта деяльности доказывание представляют:
(а) доказательственная (познавательно-процессуальная) знаниевая кон-струкция “совокупность доказываемых (искомых) фактов”;
(б) доказательная (познавательно-процесуальная знаниевая конструк- ция “совокупность доказательственных фактов”.
Как видно уже из самого названия рассматриваемого компонента, его функцией являются замещение определенной “жизненной” ситуации ее фактовим заменителем, т. е. представлением о нужном для правника юридическом образе.
(В) Логический компонент
Логическим компонентом юридической конструкции является знаниевая конструкция – вывод о сформированности искомой юридической конструкции; на него возлагается функция, с одной стороны, признания завершенным ее изготовление, а с другой – одновременного санкционирования выхода из деяльности доказывания в деятельность принятия процессуальных решений.
Итак, юридическая конструкция как продукт деяльности доказывания в уголовном процессе имеет весьма сложный характер, где, как видим, объединены (сконфигурованы) три группы знаний – нормативных, предметных (тематических) и выводных (логических).
Если согласиться с предложенной позицией, то тогда целиком натурально следует, что одну юридическую конструкцию – предмет доказывания (юридический распорядительный схематизм), которая является составляющей определенной юридической конструкции, – нельзя отождествлять с иной ее конструкционным компонентом, т. е. фактовим компонентом: vice versa процессуальные “чертежи” и их фактовая материализация, в рамках юридической конструкции живут своей собственной “элементной” жизнью.
Вывод стороны обвинения о “правильности” этой юридической конструкции исследуется судом-арбитром в рамках надлежащей судебной процедуры главного доказательственного производства, поэтому он или получает свое подтверждение, или же опровергается.
В результате судебных процедур критики и контркритики доказательственного “проекта” стороны обвиненного как апофеоз усилий всей мегамашины доказывания рождается конкретная процессуальная конструкция, знаниевая форма которой уже заменяет соответствующее “жизненное” событие, а будучи уже ее юридическим знаком, служит основанием для принятия процессуальных решений.
Исходя из критерия отраслевой принадлежности правовых решений, которые принимаются в уголовном деле, целиком обоснованной будет выглядеть классификация продуктов деяльности доказывания на: (а) уголовно-правовые + (б) гражданско-правовые + (в) процессуально-правовые конструкции.
(6) Обобщая изложенные в монографии теоретические рефлексии, можно операционально определить доказывание в уголовном процессе как прикладную юридическую познавательно-исследовательскую и проектно-реализационную деятельность обвинительной и судебной властей, направленную на замещение правнорелевантних событий юридическими конструкциями на основе изготовленных по процессуальным правилам фактових совокупностей; vice versa доказывание еще можно назвать и как конструкционизм, осуществляемый в уголовно-процессуальной сфере.
Таким образом деятельность доказывания в криминальном процессе является обеспечивающим элементом деятельности принятия юридических решений, где вывод о сформированности искомой юридической конструкции (на уровне соответствующего стандарта доказанности) служит основанием для принятия конкретных юридических решений в уголовном деле.