Давлетов А.А., Азарёнок Н.В., Ретюнских И.А. Конституционные основания разграничения уголовного преследования и защиты

Давлетов А.А., заведующий кафедрой уголовно-правовых дисциплин юридического факультета Гуманитарного университета (г. Екатеринбург), доктор юридических наук, профессор;

Азарёнок Н.В., старший преподаватель кафедры уголовного процесса Уральского юридического института МВД России кандидат юридических наук;

Ретюнских И.А., доцент кафедры уголовного процесса Уральского юридического института МВД России, кандидат юридических наук, доцент

КОНСТИТУЦИОННЫЕ ОСНОВАНИЯ
РАЗГРАНИЧЕНИЯ УГОЛОВНОГО ПРЕСЛЕДОВАНИЯ И ЗАЩИТЫ

1. Современное состояние закрепления статуса уголовно преследуемого лица в качестве как подозреваемого, так и обвиняемого порождает ряд проблем. Нет разумного объяснения тому, почему обвинение формулируется в специальном процессуальном акте, тогда как подозрение выражается через решения, имеющие иное назначение: применение мер процессуального принуждения, возбуждение уголовного дела, но не выдвижение против лица тезиса уголовного преследования. Норма о праве обвиняемого на защиту с момента вынесения постановления о привлечении в качестве обвиняемого (п.1 ч.3 ст. 49 УПК РФ) не действует, т.к. фактически осуществляется позже – с момента предъявления обвинения.

2. Концептуальные основы определения момента реализации уголовно преследуемом лицом своих правомочий заложены в Конституции РФ. Согласно ч.2 ст. 48 Конституции: «каждый задержанный, заключенный под стражу, обвиняемый в совершении преступления имеет право пользоваться помощью адвоката (защитника) с момента соответственно задержания, заключения под стражу или предъявления обвинения».

Из этой нормы следует, во-первых, что право на защиту возникает как ответная реакция на уголовное преследование; во-вторых, что факт уголовного преследования проявляется в том случае, если действия государственных органов обращены непосредственно против самого лица в форме применения к нему мер процессуального принуждения либо предъявления тезиса уголовного преследования (в данном случае обвинения).

3. Конституционный Суд РФ в одном из своих решений указал: «конституционное право пользоваться помощью адвоката (защитника) возникает у конкретного лица с того момента, когда ограничение его прав становится реальным»[1]. Это положение соответствует конституционному смыслу права на защиту как полномочия лица активно, законными средствами противостоять уголовному преследованию с того момента, когда изобличающие действия органов уголовного судопроизводства прямо затрагивают его права, свободы и законные интересы.

К сожалению, далее в данном решении Конституционный Суд РФ отступил от этой позиции, полагая, что уголовное преследование осуществляется посредством вынесения акта о возбуждении уголовного дела в отношении конкретного лица и даже в случае разъяснения лицу положений ст. 51 Конституции РФ о праве не свидетельствовать против себя и своих близких. На наш взгляд, такой подход необоснованно расширил конституционный смысл уголовного преследования и, соответственно, право на защиту.

4. В решении проблемы соотношения уголовного преследования и защиты лежат интересы двух противоположных сторон: обвинения (в широком смысле) и защиты. Первая должна иметь достаточные возможности для реализации стоящих перед нею задач: установление события преступления и лиц, их совершивших, привлечение виновных к уголовной ответственности, тогда как уголовно преследуемое лицо должно быть наделено необходимыми правомочиями для своей защиты. Взаимоисключающий характер отношений противостоящих сторон обязывает законодателя в правовом государстве стремиться к соблюдению равновесия их интересов.

5. При этом в первую очередь, надлежит учитывать публичную природу уголовно-процессуальной деятельности. Это означает, что органы уголовного преследования движимые общественным, государственным интересом, должны обладать арсеналом автономного, негласного, оперативного и принудительного реагирования на каждый факт преступления и лиц, его совершивших. Такое предназначение и статус органов уголовного преследования предопределяют опережающий характер их деятельности, т.е. возможность самостоятельно определять тактику своих действий, не связывая их до определенного момента с интересами лица, совершившего преступление.

6. В публично-розыскном уголовном процессе интересы частных лиц учитываются во вторую очередь, поскольку, в конечном счете, они подчинены общественно-полезной цели уголовного судопроизводства. Однако при этом ясно проявляется тот предел, за которым правомочия органов уголовного преследования ограничиваются путем наделения лица правовыми средствами активной защиты. Такой предел возникает в тот момент, когда изобличительные действия публичного органа непосредственно обращаются против лица, затрагивая его права, свободы и законные интересы.

7. Изложенный подход прослеживается в обвинении. Следователь втайне от уголовно преследуемого лица собирает изобличающие его доказательства, определяет их достаточность и формулирует обвинение в специальном процессуальном акте. Тем самым выдвигается официальный тезис уголовного преследования, а лицо наделяется статусом обвиняемого. До тех пор, пока этот тезис не доведен до уголовно преследуемого лица, органы уголовного судопроизводства не вправе ограничивать его законные интересы, а сам обвиняемый не имеет возможности реализовать предоставленные ему правомочия. Поэтому мы считаем неточным положение п.1 ч.3 ст. 49 УПК РФ, согласно которому защитник участвует в деле с момента вынесения постановления о привлечении в качестве обвиняемого. Это противоречит ч.2 ст. 48 Конституции РФ, где говорится не о вынесении, а предъявлении обвинения. В этом плане был прав советский законодатель, именно так определивший момент допуска защитника обвиняемого (ч.1 ст. 47 УПК РСФСР).

8. Аналогичным образом, на наш взгляд, следует строить подозрение. В его основе лежит информация, свидетельствующая о причастности лица к совершению преступления. Определение оснований и момента официального выдвижения против лица тезиса подозрения является прерогативой органов уголовного преследования в силу публичного характера их деятельности. Мы полагаем, что само подозрение следует формулировать в отдельном процессуальном документе, специально предназначенном для этого – постановлении о признании лица подозреваемым. Оно необходимо, с одной стороны, следователю, дознавателю как юридическое основание обращения уголовного преследования против лица, а с другой, подозреваемому, который приобретает ясный и однозначный статус с набором правомочий, достаточных для активной защиты своих интересов.

В связи с этим, ст. 46 УПК РФ подлежит, по нашему мнению, принципиальной корректировке. Решение о возбуждении уголовного дела в отношении лица реально не ограничивает его права, свободы и законные интересы, а задержание и мера пресечения применяются к лицу, фактически уже находящемуся в положении подозреваемого в совершении преступления. Уведомление же не соответствует форме и назначению процессуальных решений в уголовном судопроизводстве.

9. Предлагаемая конструкция соответствует конституционному смыслу уголовного преследования (подозрения и обвинения), требованию наделения лица определенным юридическим статусом как исходного условия обеспечения его прав, свобод и законных интересов, а также предоставления лицу реальных возможностей осуществления своих правомочий в данном статусе. Только в этом случае возможно достижение необходимого равновесия между интересами противоположных сторон: органов уголовного преследования и лиц, против которых обращена их деятельность.



[1] См.: Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 27 июня 2000 г. № 11-П // Собрание законодательства Российской Федерации. 2000. №27. Ст. 2882.