В юридической периодике не утихает обсуждение проблем правовой регламентации процедур, выполняемых в стадии возбуждения уголовного дела, обусловленных принятием Федерального закона РФ от 4 марта 2013 г № 23-ФЗ. Острие критики, как правило, направлено на расширение числа следственных и иных процессуальных действий, реализуемых на данном этапе уголовного производства, и на неопределенность статуса участвующих в нем субъектов. В статье обосновывается вывод о том, что включение в число «проверочных» следственных действий допроса придало бы стадии возбуждения уголовного дела завершенный характер.

 

В основу материала положена статья: Зинченко И.А., Попов А.А. Проверка сообщения о преступлении: получение объяснений или допрос? // Библиотека криминалиста. Научный журнал. 2017. № 1 (30). С. 40 – 49.

 

Получение объяснений (опрос)

Возбуждение уголовного дела как институт уголовно-процессуального права был создан в период кодификации уголовно-процессуального законодательства 1958 – 1961 годов в качестве одной из основных процессуальных гарантий защиты граждан от беззакония и произвола предшествующих десятилетий. В структуре отечественного уголовного процесса он получил легализацию в УПК РСФСР 1960 г. Ч. 2 ст. 109 этого Кодекса одним из основных средств проверки заявлений и сообщений о преступлениях предусматривала получение объяснений.

Для практикующих юристов того периода времени было достаточно очевидно, – письменные акты, включая объяснения, полученные до принятия решения о возбуждении уголовного дела, будучи к нему приобщенными, обладают статусом документов в значении ст. 88 УПК РСФСР. Об этом можно было прочитать в большинстве учебников по курсу «Советский (а затем – российский) уголовный процесс» [21, с. 174], в комментариях к УПК РСФСР [13, с. 163]. При этом, конечно, отмечалось, что по процедуре и по своей процессуально-правовой природе получение объяснений принципиально отличается от допроса.

В УПК РФ 2001 г. получение объяснений при проверке сообщений о преступлениях включено не было. Трудно даже представить, что неприятие процессуальной формы получения устных сообщений в стадии возбуждения уголовного дела являлось позицией разработчиков Кодекса и законодателей. Ведь параллельно российское законодательство, как прежде, так и сейчас, предоставляет право получения объяснений от должностных лиц и граждан широкому кругу субъектов самых разных правоотношений. В их числе: сотрудники полиции, прокуроры, адвокаты, сотрудники, осуществляющие оперативно-розыскную деятельность, должностные лица многочисленных государственных органов, наделенные правом производства по делам об административных правонарушениях, частные детективы с согласия опрашиваемых лиц, работодатели до применения дисциплинарных взысканий и др. Получение объяснений в ходе проверки сообщений о преступлениях закреплено и в многочисленных подзаконных нормативно-правовых актах.

Заметим также, – ни у кого, включая представителей судейского корпуса, рассматривающих дела об административных правонарушениях, не вызывает сомнений возможность использования объяснений лица, в отношении которого ведется данный вид юрисдикционного производства, при назначении административных наказаний. Это положение со всей очевидностью вытекает из содержания норм, закрепленных в ст. 26.3, 29.8 и др. КоАП РФ. Мы отдаем себе отчет в существовании принципиальных отличий между уголовным и административным производством, но не может быть столь неоднозначного отношения к правовой природе сведений, относящихся к одному и тому же виду доказательств.

Ну и наконец, при производстве дознания, проводимого в порядке, установленном гл. 32.1 УПК РФ, объяснения отнесены к числу материалов, которые могут использоваться для составления обвинительного постановления, вместе с уголовным делом направляемого прокурору для его утверждения и передачи в суд.

Однако очевиден факт – на протяжении двенадцати лет новелла о возможности получения объяснений в ч. 1 ст. 144 УПК РФ не вносилась, хотя практика их получения в проверке, именуемой доследственной, самым естественным образом продолжилась и после введения в действие УПК РФ. Ведь других форм получения устных сообщений, помимо заявлений и жалоб, в стадии возбуждения уголовного дела предусмотрено не было.

Как и следовало ожидать, после принятия ФЗ РФ от 4 марта 2013 г. № 23-ФЗ в теории и практике уголовного процесса резко оживилось обсуждение проблем, порожденных новой редакцией ст. 144 УПК РФ, включая и норму о праве получения объяснений. Что же касается оценки правоведами-отраслевиками проведенных в ст. 144 УПК РФ преобразований – о расширении круга проверочных действии, о доказательственном значении получаемых при этом материалов, – то она неоднозначна и значительной мере остается консервативной. Если в рамках настоящей статьи абстрагироваться от работ, в которых предлагается ликвидировать начальную стадию уголовного процесса, либо попросту игнорируются проведенные в законодательстве преобразования, то позиции пишущих об этом авторов с определенной долей условности можно разделить на три группы. (Анализировать литературные источники, увидевшие свет до принятия ФЗ РФ от 4 марта 2013 г., нам представляется контрпродуктивным).

В первую немногочисленную группу мы включаем мнения тех специалистов, которые не усматривают проблем в применении обновленных норм. Например, А.Г. Калугин в одном из учебников по курсу «Уголовный процесс» ничтоже сумняшеся предлагает статус участников проверочных действий рассматривать по аналогии: заявителя и пострадавшего уравнять с потерпевшим, очевидца – со свидетелем, лицо, в отношении которого проводятся проверочные действия – с подозреваемым [24, с. 191]. В этом же источнике группой авторов (О.И. Андреевой, Д.А. Мезиновым, Т.В. Трубниковой и Ю.К. Якимовичем) делается следующий категорический вывод: «… предложенные законодателем формулировки формально дают возможность заключить, что в УПК появился еще один способ собирания доказательств: получение объяснений» [24, с. 146].

Ко второй группе мы относим авторов, по мнению которых процессуально-правовая природа проверки сообщений о преступлениях вовсе и не претерпела принципиальных изменений. Одни авторы, как ни странно, по-прежнему (т.е. как и до принятия ФЗ от 4 марта 2013 г.) продолжают настаивать на существовании в уголовно-процессуальном законодательстве не ведомого нам «общего правила о запрете производства следственных действий в стадии возбуждения уголовного дела» [10, с. 29]. Другие утверждают и пытаются обосновать мнение о том, что содержащиеся в объяснениях сведения не обладают свойствами показаний, а материалы, в которых они зафиксированы, не могут быть признаны документами [7, с. 15].

В третью группу, столь многочисленную, что трудно даже отдать кому-либо предпочтение при отборе материала для цитирования, а также вручить пальму первенства, мы включаем работы, авторы которых, наряду с критикой норм, составляющих институт проверки сообщения о преступлении, высказывают предложения по его совершенствованию. (Вызывает лишь огорчение, во-первых, нередкое повторение одних и тех же мнений без каких-либо ссылок на предшественников, а, во-вторых, отсутствие конкретных формулировок предлагаемых новелл, которые могли бы быть учтены законодателем, а значит и возможность оценить плодотворность рассуждений авторов). Предлагается, например, установить в УПК РФ четкую процедуру получения объяснений – порядок вызова гражданина, процессуального закрепления результатов полученного от него объяснения и последствия допущенных при этом нарушений уголовно-процессуальных норм [5, с. 26 – 27]. Отмечается необходимость корректировки механизма правового регулирования, в котором одной из первоочередных задач должна стать регламентация обязанностей лиц, дающих объяснения и способов их обеспечения [6, с. 48]. Высказывается суждение о том, что результаты полученных объяснений, как и до принятия УПК РФ, необходимо приравнивать к документам, предусмотренным ст. 84 УПК РФ [20, с. 73]. Совершенствование проверочных действий, включая получение объяснений, увязывается с укреплением обеспечения конституционных прав граждан [2, с. 32]. Допускается возможность использования при получении объяснений норм, регламентирующих допрос, на том лишь основании, что в уголовно-процессуальном праве допустимо применение аналогии [23]. В последнем высказывании, безусловно, допущено преувеличение. Опрашиваемое лицо вполне уместно, например, уведомить (даже под роспись) об уголовной ответственности за дачу ложных показаний в случае его последующего допроса следователем или судом, но возложить на него этот вид ответственности нельзя. Тем не менее, очевидно, – можно согласиться с предложением о применении по аналогии ряда правил, свойственных допросу, например, о недопустимости постановки при опросе наводящих вопросов, о даче объяснений на языке, которым лицо владеет, и участии переводчика, о способах фиксации устных сообщений и др.

Л.Б. Обидиной высказано мнение о дополнении главы 19 УПК РФ статьей «Участники проверки сообщения о преступлении», в которой предлагается уточнить статус таких субъектов как заявитель, очевидец, лицо, в отношении которого проводится проверка и др. [16, с. 130 – 131]. Эта точка зрения заслуживает внимания (хотя, каким конкретно должен быть данный статус и как он может быть выражен нормативно, автор, к сожалению, не указывает). При ее реализации может быть использован опыт законотворчества, накопленный в государствах так называемого ближнего зарубежья. Например, в УПК Республики Молдова включена ст. 58 «Пострадавший», состоящая из 11 частей, объединяющих десятки норм, регламентирующие права и обязанности физического или юридического лица, которому преступлением причинен моральный, физический или материальный ущерб, но еще не признанного потерпевшим. В частности, в ч. 8 названной статьи закреплены обязанности пострадавшего являться по вызову органа уголовного преследования и давать объяснения по его требованию, подчиняться законным требованиям представителя органа, рассматривающего жалобу. О каком-либо виде ответственности в ст. 58 УПК Республики Молдовы не упоминается.

Б.Т. Безлепкин еще до принятия ФЗ РФ № 23 от 4 марта 2013 г. утверждал, что отсутствие в УПК РФ указания на получение объяснений обусловливает их замену опросом, осуществляемым в соответствии с п. 1 ч. 1 ст. 6 Закона об ОРД. «Разведывательный опрос, – пишет автор, – гласное, гибкое, оперативно-розыскное действие, наилучшим образом приспособленное для собирания устной информации о преступлении и лице, его совершившем, среди неопределенного широкого круга лиц». Итоги такого допроса могут быть подведены в рапорте оперативного работника на имя руководителя органа. Объяснения же автором именуются «вязкими» и дискредитирующими стадию возбуждения уголовного дела [3, с. 220]. Мы согласны с Б.Т. Безлепкиным в целесообразности применения описанного им оперативно-розыскного мероприятия при опросе «неопределенно широкого круга лиц». Однако для получения объяснений у пострадавших и очевидцев проверяемого события, о котором в одном из наиболее популярных в России комментариев к УПК РФ не говорится ни слова, такой способ получения информации, как разведывательный опрос, неприемлем.

Подчеркнем, что и в современных условиях получение объяснений должно сохранять свое значение как средство неотложного реагирования на фиксацию устных сообщений в ходе уголовно-процессуальной, административной и оперативно-розыскной деятельности.

В принципе нам импонирует широко используемый в мировой практике полицейский опрос. Для уяснения его природы обратимся еще раз к мнению Б.Т. Безлепкина, содержащемуся в другой его работе. Автор пишет: «испокон веков способом быстрого получения информации о преступлении от большого числа лиц служит психологически грамотный, устный разведывательный (оперативно-розыскной) опрос, исключающий применение какого бы то ни было принуждения подобно тому, как такое принуждение исключено в деятельности, например, частного детектива». И далее: именно по такому пути «должна пойти уголовная юстиция в собирании судебных доказательств, не утопая в ничего существенного не содержащих бумагах» [4, с. 36].

Хотелось бы лишь уточнить ряд позиций, касающихся предложенного решения проблемы. Во-первых, речь должна идти не только о разведывательном (оперативно-розыскном) опросе, но в равной мере и о получении объяснений, предусмотренных ч. 1 ст. 144 УПК РФ. Во-вторых, опрос может осуществляться не только в отношении неопределенного широкого круга граждан, но и в отношении конкретных лиц – реальных и потенциальных участников уголовного процесса. В-третьих, часть материалов, названных Б.Т.Безлепкиным «ненужными бумагами», должна служить документами в значении ст. 84 УПК РФ.

Результаты предложенного опроса, в зависимости от характера сообщаемых сведений и условий их получения, могут отражаться не только в традиционной форме, но и в сводном или индивидуальном рапорте, составляемым полицейским или сотрудником иного органа дознания. Процедурные нюансы подобного рода опросов могут быть детализированы в ведомственных подзаконных нормативно-правовых актах.

Допрос

Если попытаться суммировать многочисленные предложения, касающиеся совершенствования законодательной базы получения объяснений, то можно утверждать (и эта мысль в специальной литературе уже прозвучала [15]), что только соблюдение всех требований УПК РФ, предъявляемых к допросу, может гарантировать получение объяснения как полноценного доказательства. Из этой констатации буквально напрашивается предложение – рассмотреть вопрос о допустимости допроса в стадии возбуждения уголовного дела [17]. С точки зрения юридической природы речь может идти о допросе заявителя, очевидцев, пострадавшего, лица, в отношении которого проводятся проверочные действия и иных лиц, располагающих информацией о рассматриваемом событии, в качестве соответственно свидетеля, потерпевшего или подозреваемого.

Аргументы наши таковы:

1. В качестве одного из основных и сильных доводов противников увеличения числа следственных и иных процессуальных действий в стадии возбуждения уголовного дела, выдвигается мнение о том, что при таком походе теряется грань между двумя самостоятельными этапами досудебного производства. При этом считается, – следствием этой тенденции может стать окончательная ликвидация начальной стадии уголовного процесса.

Позицию сторонников этой точки зрения можно проиллюстрировать словами А.С. Александрова и С.А. Грачева, которые пишут: новые нормы по сути размывают границы между расследованием и предварительной проверкой по сообщению о преступлении. «Позитивное по своему содержанию нововведение прекрасно демонстрирует всю абсурдность существования в отечественном уголовном процессе разделение на формальное и неформальное расследование» [1, с. 383]. По мнению авторов, происходит поглощение стадией предварительного расследования стадии возбуждения уголовного дела. Подобного рода суждения в литературе встречаются все чаще [11].

Более того, были высказаны авторитетные точки зрения о том, что судьба стадии возбуждения уголовного дела практически уже предрешена – во властных структурах уже якобы принято решение о ее ликвидации и, соответственно, обсуждение данной проблемной ситуации не имеет особого смысла [12, с. 108; 22, с. 172].

Однако на эту проблему может быть и иной взгляд. Увеличение числа следственных и иных процессуальных действий, направленных на проверку заявлений и сообщений о преступлениях, расширение прав в них участвующих лиц, не стирают грань между стадиями возбуждения уголовного дела и предварительного расследования. Напротив, эти новеллы укрепляют начальный этап досудебного производства, поскольку создают дополнительные процессуальные средства, обеспечивающие принятие в нем законного и обоснованного итогового решения. Другое дело, что одним из условий подобных преобразований является соблюдение процессуальной формы – установленной законом процедуры собирания доказательств, которая в ряде ситуаций создана не вполне последовательно и полно. Но здесь нет ничего исключительного. В этом и в ряде других случаев (изъятие предметов и документов, использование консультационной помощи специалиста и др.) практика вправе ожидать от законодателя разработки дополнительных правил, обеспечивающих гарантии полноты и достоверности доказательственных сведений.

Диагностируя рассматриваемую ситуацию, мы солидарны с В.Н. Григорьевым, отмечающим, что оценка изменений в ст. 144 УПК РФ и прогнозирование дальнейших шагов в законотворчестве должны базироваться на существующих в государстве  условиях и целях, которые ставятся перед анализируемыми преобразованиями [8, с. 404]. Если цели изменений заключаются в развитии институтов правового государства и гражданского общества, если общество и граждане доверяют служителям органов уголовной юстиции, то логично движение законодателя к созданию такой модели досудебного производства, в которой задачи предупреждения, раскрытия и расследования преступления осуществляются в рамках единой деятельности, не разделенной на стадии. Если же они иные – укрепление законности в работе правоохранительных органов, обеспечение граждан защитой от нерадивых правоохранителей, то логично создание правовых механизмов, укрепляющих стадию возбуждения уголовного дела. На наш взгляд, не должно быть сомнений в том, что в условиях современных реалий законодатель озабочен проблемами второго рода. Для него актуально не существование либо отсутствие специального начального этапа уголовного процесса, а его оптимизация.

2. Деятельность в стадии возбуждения уголовного дела реализуется в рамках уголовно-процессуальных отношений, которые в каждом конкретном случае возникают с момента получения сообщения о деянии, содержащем признаки преступления. Обосновывать это очевидное обстоятельство, казалось бы, нет необходимости, но все же напомним сомневающимся содержание хотя бы п. 9 ст. 5 УПК РФ. В нем определено: досудебным производством является «уголовное судопроизводство с момента получения сообщения о преступлении до направления прокурором уголовного дела в суд для рассмотрения его по существу».

Попутно можно обратить внимание и на существование необоснованного, на наш взгляд, мнения об отсутствии в рассматриваемой стадии самого уголовного дела [16, с. 129]. Интересно, в каком значении термина «уголовное дело» автор находит его отсутствующим? Если здесь имеется в виду (1) конкретная жизненная ситуация, по поводу которой осуществляется юрисдикционное производство либо (2) совокупность процессуальных актов, то в этих смыслах «уголовное дело» определенно наличествует. Разве что только упомянутому производству компетентным органом еще не присвоен регистрационный номер.

Однако вернемся к обсуждаемому предмету. Сердцевину рассматриваемого вида деятельности составляет доказывание, что, независимо от не всегда совпадающих доктринальных позиций, недвусмысленно установлено в ч. 1.2. ст. 144 УПК РФ. В ней закреплено: сведения, полученные в рассматриваемой стадии «могут быть использованы в качестве доказательств при условии соблюдения положений статей 75 и 89 настоящего Кодекса». Это радикальное дополнение законодательства должно принципиально изменить взгляд на временной период собирания доказательств и структуру доказывания. Можно, конечно, предположить, что для последующих в теории уголовного процесса дискуссий (а они перманентно возникают и по менее значимым поводам) осталось бы меньше места, если вместо слов «могут быть использованы в качестве доказательств» в ч. 1.2. ст. 144 УПК РФ была использована формулировка «являются доказательствами». Тем не менее, учеными-процессуалистами совершенно справедливо выражается надежда на то, что осуществленные в законодательстве преобразования повлекут изменения «юридического мышления следственных работников, прокуроров и судей в области представления о доказательствах и доказывании в уголовном процессе» [25, с. 46].

3. В настоящее время при проверке сообщения о преступлении допускается производство следственных действий, носящих неотложный характер, – осмотр (места происшествия, трупа, предметов, документов), освидетельствование, назначение и проведение экспертизы, получение образцов для сравнительного исследования. Теоретиков и практикующих юристов никогда не смущало, что все участники, например, осмотра места происшествия, включая факультативных (специалисты, понятые, переводчики, владельцы осматриваемых помещений и др.) в полном объеме наделаются правами и обязанностями, соответствующими их статусу. Именно об этом, а не о чем-либо ином, гласит правило, включенное в ч. 1.1. ст. 144 УПК РФ. Оно устанавливает необходимость разъяснения лицам, участвующим в производстве процессуальных действий, их прав и обязанностей с обеспечением возможности осуществления этих прав (и, полагаем, выполнения обязанностей) в той части, в которой производимые действия и принимаемые решения затрагивают их интересы. Что же в этом смысле препятствует созданию еще одной – самой надежной – процессуальной формы получения устных сообщений от заявителя, пострадавших, очевидцев и других лиц?

Уделим внимание еще одному принципиальному вопросу: могут ли быть предъявлены претензии к тому фрагменту диспозиции ч. 1.1. ст. 144 УПК РФ, в котором как бы подразумевается, что участникам следственных действий разъясняются не все права и обязанности, а лишь в определенной части? Сомнения на этот счет в меньшей степени могут затрагивать интересы специалистов, переводчиков, понятых (хотя, естественно, правовое регулирование и в отношении этих субъектов должно быть безупречным), а вот для лиц, в отношении которых осуществляются процессуальные действия, содержащие элементы принуждения, они важны.

Нам представляется, – анализируемое правило достаточно логично. Оно дает возможность разъяснения участвующим в следственных действиях лицам всех необходимых правовых предписаний. Например, содержание нормы, включенной в ч. 4 ст. 21 УПК РФ, которая гласит: установленные Кодексом требования прокурора, руководителя следственного органа, следователя, органа дознания и дознавателя, предъявленные в пределах их полномочий, обязательны для исполнения всеми должностными лицами и гражданами. Что же касается задач теории и практики по выявлению лакун и дальнейшему совершенствованию уголовно-процессуального законодательства, относящегося к статусу участвующих в стадии возбуждения уголовного дела лиц, то очевидно – они с повестки дня не снимаются.

4. Новая редакция ст. 144 УПК РФ предполагает применение необходимого и достаточного уголовно-процессуального принуждения в отношении граждан, вовлекаемых в орбиту «проверочных» следственных действий. Наиболее отчетливо оно выражено в производстве осмотра места происшествия в жилище или служебном помещении, освидетельствования, а также при получении образцов для сравнительного исследования от лиц и назначении в отношении граждан судебной экспертизы. Вряд ли имеет смысл подвергать специальному обсуждению вопрос о соотношении природы процессуально-правового принуждения, присущего, например, освидетельствованию, проводимому до и после принятия решения о возбуждении уголовного дела.

Здесь хотелось бы обратить внимание на другую проблему – на существование в теории права и в законотворчестве определенной гиперболизации конституционного требования о недопустимости доказательств (ч. 2 ст. 50 Конституции РФ) применительно к устным сообщениям – объяснениям, показаниям – в уголовном процессе. Характеризуя отношение разработчиков УПК РФ к данной позиции, П.А. Лупинская еще в год вступления нового Кодекса в силу отмечала: «в изменении правовой регламентации института допустимости доказательств отразилось предпочтение законодателя, стоявшего перед дилеммой: установить истину любой ценой или сознательно снизить вероятность ее достижения, обеспечивая соблюдение конституционных прав граждан» [14, с. 5].

Проблема эта многогранна и далеко неоднозначна. Мы в данном случае разделяем мнение авторов, которые пишут: «В то время, как вся мощь наиболее грозного государственного принуждения может быть, по вполне понятным каждому здравомыслящему человеку причинам, обращена против этих лиц (участников процесса, подлежащих уголовному преследованию. – авт.); в то время как в отношении них могут быть осуществлены самые разнообразные, в том числе принудительные следственные действия, а также оперативно-розыскные мероприятия, к показаниям отношение иное» [18, с. 7]. Эти слова отражают и элементы потенциального и реального принуждения (на наш взгляд, не во всех отношениях достаточные и эффективные), заключенные в допросе.

Конечно, приглашения или вызовы для дачи объяснений и показаний могут быть сопряжены с определенными личными переживаниями человека и хлопотами – отрыв от привычных занятий или работы и т.п. Однако, они в равной либо в сопоставимой степени проявляются также и при производстве любого другого следственного действия. Более того, в конкретных жизненных ситуациях в производстве допроса в максимально сжатые сроки, т.е. до принятия решения о возбуждении уголовного дела, может быть в наибольшей степени заинтересованы не только дознаватель или следователь, но и само допрашиваемое лицо.

5. Наличествует в анализируемой стадии также и потенциальная возможность реализации уголовно-правовых отношений. Имеется в виду предупреждение заявителя об уголовной ответственности за заведомо ложный донос – ст. 306 УК РФ, а также эксперта за дачу заведомо ложного заключения – ст. 307 УК РФ. Не более болезненными санкциями обеспечено и производство допроса.

Те же, кто ищет у государственных органов и должностных лиц защиты от криминальных проявлений и просто добропорядочные граждане, как правило, сами проявляют активность в сообщении органам правопорядка и уголовной юстиции известных им сведений. Что же касается человека, на которого необоснованно пала тень подозрения в причастности к проверяемому событию, то он должен быть больше всех заинтересован в опровержении ложной информации всеми доступными правовыми средствами и настаивать на даче показаний. Чьи же права могут быть нарушены допросом? Ответ на этот вопрос нам достаточно очевиден.

6. Опору высказанного нами предложения мы находим и в работах авторитетных ученых-процессуалистов, продолжающих после принятия ФЗ РФ от 4 марта 2013 г. № 23-ФЗ позитивно относится к возможности расширения круга следственных действий, производимых на стадии возбуждения уголовного дела [ 9, с. 28; 2, с. 74]. «Ограничивая следователя … в возможности применить весь комплекс известных следственных действий для проверки сообщения о совершенном правонарушении, – пишет Б.Г. Розовский, – мы не исключаем возможность получить ошибочную оценку его тяжести и тем самым не обеспечиваем потерпевшему восстановление в полном объеме его нарушенных прав». Даже любой гражданин, – отмечает далее ученый, – вправе защищать свои законные интересы, права и свободы любыми, не запрещенными законом способами [19, с. 154]. Это положение прямо закреплено в ч. 2 ст. 45 Конституции РФ. Почему же нельзя следователю?

Очевидно, что реализация высказанного предложения потребует корректировки норм, закрепляющих статусы лиц, вовлекаемых в орбиту уголовно-процессуальных отношений в стадии возбуждения уголовного дела.

7. В реальной практической работе нередки ситуации, когда в силу самых различных обстоятельств (состояния здоровья, свойств памяти, отдаленности проживания и др.) последующий допрос лица при производстве предварительного расследования, а, возможно, и судебного разбирательства, может оказаться крайне затруднительным или даже невозможным [17, с.100].

8. Неоднократные вызовы граждан для ответа на вопросы об одних и тех же известных им обстоятельствах, передача материалов от одного сотрудника к другому подрывает авторитет органов и лиц, осуществляющих уголовный процесс и веру в эффективное судопроизводство.

9. В законотворчестве юристами, к сожалению, далеко не всегда принимается во внимание и экономическая составляющая. Но даже если она и учитывается (например, при представлении законопроектов в Государственную Думу Федерального Собрания РФ) в пояснительных записках к ним чаще всего встречается странное утверждение об отсутствии необходимости расходования дополнительных бюджетных средств. Вместе с тем, многократные вызовы в правоохранительные органы и громоздкие процедуры не могут не увеличивать материальные затраты. Особенно это касается вызова для дачи показаний граждан, проживающих в отдаленных от места производства расследования населенных пунктах или за пределами России [17, с. 101].

10. Досудебное производство в современной России и в странах так называемого дальнего зарубежья имеют различную организацию. Тем не менее, не лишне заметить, – уголовно-процессуальное законодательство ряда западноевропейских государств (например, Франции), наряду с осмотром места события, обыском с согласия обыскиваемого и назначением экспертизы, предоставляет уголовной полиции право на производство «допросов с составлением протокола» до возбуждения уголовного преследования.

Перечень аргументов может быть продолжен, поскольку сравнительный анализ процедуры получения объяснений и допроса позволяет выявить не только отличительные, но и однородные правовые признаки – разъяснение требований ст. 51 Конституции РФ, право пользоваться услугами адвоката, переводчика, недопустимость постановки наводящих вопросов, способы фиксации устных сообщений и др.

В сфере внимания может быть и тот факт, что при производстве любых «проверочных» следственных действий – осмотра, освидетельствования и др. – неизменно происходит получение следователем значительного объема вербальной информации от их участников. Ее часть, имеющая доказательственное значение, может быть отражена в заключительных частях соответствующих протоколов в соответствии с положениями ст. 180 и др. УПК РФ.

В заключение, зададимся вопросом: какой путь более привлекателен, эффективен и прагматичен в рамках существующей ныне структуры досудебного производства – неопределенное по предсказуемости совершенствование процессуальной регламентации процедуры получения объяснений или ее дополнение допросом как следственным действием по собиранию доказательств? В данной статье мы попытались обосновать ответ на этот вопрос, хотя и отдаем себе отчет в том, что одно лишь увеличение числа следственных действий в стадии возбуждения уголовного дела само по себе не способно решить всех накопленных десятилетиями системных проблем, в частности, лежащих за рамками уголовно-процессуального права.

 Авторы отдают себе отчет в полемичности и даже, возможно, провокационности настоящей статьи (ее деструктивность, поскольку предпочтительны иные схемы [26]) и не закрывают глаза на вероятность в перспективе использования предлагаемого ими преобразования в принципиальном изменении структуры всего досудебного производства.

 

Библиографический список:

1. Александров А.С., Грачев С.А. Актуальные проблемы возбуждения уголовного дела // Уголовный процесс современной России: проблемные лекции / Под ред. В.Т.Томина, И.А.Зинченко. – 2-е изд., перераб. и доп. – М.: Юрайт, 2014. С. 348 – 391.

2. Багмет А.М. К вопросу о совершенствовании стадии возбуждения уголовного дела // Библиотека криминалиста. Научный журнал. 2014. № 1 (12). С. 27 – 32.

3. Безлепкин Б.Т. Комментарий к Уголовно-процессуальному кодексу Российской Федерации. (Постатейный). 11-е изд., перераб. и доп. М.: Проспект, 2012.

4. Безлепкин Б.Т. Настольная книга следователя и дознавателя. М.: Проспект, 2009.

5. Быков В.М. Новый закон о порядке рассмотрения следователем и дознавателем сообщения о преступлении // Российская юстиция. 2013. № 5. С. 24 – 30.

6. Бычков В.В. Стадия возбуждения уголовного дела – нарушение конституционных прав граждан // Библиотека криминалиста. Научный журнал. 2014. № 1 (12). С. 41 – 51.

7. Гайдышева М.Г., Воскобойник И.О. Актуальные проблемы реализации некоторых новых положений УПК РФ в стадии возбуждения уголовного дела // Вестник Калининградского филиала СПбУ МВД России. 2013. № 2 (32) С. 14 – 18.

8. Григорьев В.Н. О моделях возбуждения уголовного дела и основаниях выбора вариантов начала уголовного преследования // Уголовный процесс современной России: проблемные лекции / под ред. В.Т. Томина, И.А. Зинченко. 2-е изд., перераб. и доп. М.: Юрайт, 2014. С. 392 – 406.

9. Гриненко А.В. Обеспечение прав личности и концепция стадии возбуждения уголовного дела // Библиотека криминалиста. Научный журнал. 2014. № 1 (12). С. 71 – 75.

10. Зажицкий В.И. Дополнения к ст. 144 Уголовно-процессуального кодекса РФ: плюсы и минусы // Российская юстиция. 2013. № 11. С. 28 – 31.

11. Каретников А., Коретников С. Нужна ли стадия возбуждения уголовного дела // Законность. 2015. № 1. С. 41 – 46.

12. Колоколов Н.А. Стадия возбуждения уголовного дела: сохранить, трансформировать, упразднить? // Библиотека криминалиста. Научный журнал. 2014. № 1 (12). С. 87 – 109.

13. Комментарий к Уголовно-процессуальному кодексу РСФСР / под ред. А.М. Рекункова, А.К. Орлова. М.: Юрид. лит., 1985.

14. Лупинская П.А. Доказательства и доказывание в новом уголовном процессе // Российская юстиция. 2002. № 7. С. 5 – 8.

15. Маркелов А.Г. Объяснение как доказательство в уголовном судопроизводстве // ЭЖ Уголовный процесс. 2014. № 1 // URL: http://www.vsedela.ru/index.php? topic=1633.0

16. Обидина Л.Б. Участники проверки сообщения о преступлении: проблемы правового статуса // Вестник Нижегородской правовой академии. 2015. № 5. С. 128 – 131.

17. Попов А.А. Стадия возбуждения уголовного дела: получение объяснений или допрос // Вестник Калининградского филиала Санкт-Петербургского университета МВД России. 2014. № 3 (37). С. 99 – 102.

18. Попов А.П., Попова И.А., Зинченко И.А. Уголовный процесс: проблемы доказательственного права современной России: монография. Пятигорск, 2014.

19. Розовский Б.Г. Когда проблему ищут не там, где она действительно есть (заметки всем недовольного человека) // Библиотека криминалиста. Научный журнал. 2014. № 1 (12). С. 152 – 167.

20. Сазонова Т.П. Получение объяснения как способ собирания доказательств // Вестник Южно-Уральского государственного университета. Сер. «Право». 2008. № 2 (102). С. 71 – 73.

21. Советский уголовный процесс: учебник для вузов МВД СССР / под ред. С.В. Бородина. М.: Академия МВД СССР, 1982.

22. Стойко Н.Г. Стадия возбуждения уголовного дела: замысел законодателя и его реализация // Библиотека криминалиста. Научный журнал. 2014. № 1 (12). С. 168 – 173.

23. Толстолуцкий В.Ю., Нарядчиков В.Н. Специфика объяснения как проверочного действия на стадии возбуждения уголовного дела // Культура и образование. ЭЖ. 2014. № 6. URL: http://vestnik-rzi.ru/2014/06/2017

24. Уголовный процесс: учебник для бакалавриата юридических вузов под ред. О.И. Андреевой, А.Д. Назарова, Н.Г. Стойко и А.Г. Тузова. Ростов н/Д: Феникс, 2015.

25. Халиков А.Н. Новое понимание доказательств и системы доказывания в уголовном судопроизводстве // Государство и право. 2014. № 9. С. 45 – 52.

26. Розовский Б.Г., Зинченко И.А. К дискуссии о Доктринальной модели уголовно-процессуального доказательственного права // URL: http:// www.iuaj.net/node/2005 (дата размещения 05.04.2016).